Избранное

Меж тем часть хребта, на который они смотрели, переместилась еще заметней, и теперь уже ясно можно было отличить, что там было скалой, а что — живым существом.

И еще отчетливей стало видно вот что: некая округлость поднялась над камнем, чуждая его угловатым формам, и сразу же превратилась в дугу, под которой просматривалась даль, а потом над горой поднялась, длиной добрых футов в пятьдесят, змеиная шея зверя, медленно покачалась на фоне голубого неба, будто ощупывая небосвод, а потом вдруг снова втянулась назад. Затем там, на гребне скалы или прямо за ним, зашевелилось что-то вытянутое продолговатое, лавиной покатились в лес камни, с гулким грохотом ударяя о нагроможденный внизу щебень и время от времени глухо стукаясь о стволы; легко можно было различить звуки от этих ударов. Между тем — как бывает, когда ползет змея в траве, — справа от горного гребня вздрогнули, шевельнулись и потом резко закачались верхушки деревьев, и в тот миг, когда уже явственно послышался треск ломаемых стволов, сеньор Руй и Говен впервые увидели длинную спину змея, с ее гигантским зубчатым гребнем, который, подобно высокой церковной кровле, плыл меж древесных крон. Лошади давно уже выражали крайнее смятение.

— На дорогу! — крикнул сеньор Руй и дал шпоры коню.

Они поскакали галопом по травяному ковру и потом вниз через лес. Когда храпящие и взбрыкивающие кони вынесли их на дорогу, они увидели далеко внизу приближающихся слуг с вьючными лошадьми. Но уже не было времени их дожидаться. Слева, с вершины горы, стремительно нарастал шум леса, будто его хлестала буря, и уже то отчетливо, то глухо слышно было, как трещат, ломаются и падают деревья.

Божо и destrier чуть ли не вставали на дыбы.

Сеньор Руй быстро соскочил с седла.

— Оставайся здесь и держи лошадей! — прикрикнул он на Говена, когда тот сделал движение, будто собираясь последовать за господином.

Шум приближался. Родриго вонзил копье в землю.

Еще раз оглянувшись на пажа, с трудом удерживавшего лошадей, он выхватил из ножен меч и ринулся вперед.

Он мчался очертя голову, ибо только так можно было добровольно двигаться навстречу тому, что с треском и грохотом спускалось слева по склону на эту дорогу. Он мчался по гладкой бурой земле и при этом различал на ней каждую еловую иголку. На дороге, скрывавшейся в лесу, еще ничего не было видно.

Но уже упали поперек нее, шагах в ста перед рыцарем, сначала две, а потом несколько елей сразу. Они падали медленно и, глухо ударяясь о землю потрясенной верхушкой, замирали.

Пока Родриго мчался по дороге, в нем, к его собственному удивлению, как острые, колючие кристаллы, поднялись насмешка, пренебрежение, даже презрение к той незнакомой женщине, которая в глупом тщеславии считала себя достойной таких жертв. Ибо оттуда, слева, казалось, надвигалась огромная гора!

Много раньше и много ближе к нему, чем он примерно мог рассчитать, гора надвинулась на дорогу и перегородила ее.

Бурая складчатая громада нависла над ним, увенчанная фиолетовым рогом высотой, пожалуй, в человеческий рост.

И Родриго остановился. Он стоял не дальше чем в трех шагах от гигантской головы змея, которая лежала на дороге, в то время как бесконечно длинная шея исчезала в лесной чаще. Глаза зверя были закрыты, над ними нависали роговые веки, и все в нем было тяжелым, броненосным и лежало на дороге в изобилии гребней, чешуи и таких огромных складок, что в каждой из них уместилась бы человеческая рука.

И перед лицом всего этого длинный меч превратился в крохотное шило, годное разве лишь на то, чтобы судорожно стиснуть его в кулаке.

Осознав это, Родриго одновременно ощутил в себе необъятную и светлую пустоту, подобно человеку, лишь недавно поселившемуся в доме и вдруг в один прекрасный день обнаружившему в нем новые, до сих пор не замечавшиеся комнаты, порога которых дотоле не переступала его нога.

Он с огромной скоростью летел, падал камнем сквозь эти неведомые и необжитые пространства своей души, падал так быстро и ощутимо, что почти опасался удара, и за время этого все ускоряющегося, свистящего падения он осознал, что там, где теперь была пустота, должен был бы гнездиться страх смерти. Но он в совершенном спокойствии стоял здесь, перед бурой громадой с гигантским фиолетовым рогом, и ждал, когда у него за плечами, где-то примерно между лопаток, соберется вся его жизнь, прожитая где и как попало, — соберется, как скудный багаж, который он вскоре сможет стряхнуть со спины. Он ждал этого мига.

А опасность грянуться и разбиться миновала еще и благодаря тому, что перед ним, в этом его стремительном движении, обозначилась в бездонной шири новая орбита.

То были глаза змея. Они внезапно широко раскрылись.