Читаем Избранное полностью

запиши, а то как раз по наблюдательному пункту снаряд влепишь!

- Пишу, пишу, девяносто пять...

Наконец матрос записал все, что нужно; я положил трубку на

аппарат и стал свертывать папиросу.

У меня дрожали руки и колени: шутка сказать - проползти этакий

косяк открытым местом, по полю! Но тревоги бессонной ночи теперь

остались позади. Я замечал уже не раз: какой бы тяжелый бой ни

предстоял, но если к нему изготовишься вовремя и на бронепоезде у тебя

все в порядке, сразу делается легко и спокойно.

Прислонившись головой к столбу и покуривая, я стал наблюдать за

молодым сосняком под горой. Там, собрав ударную группу из лучших

бойцов, красноармейцев и рабочих, находился сам комбриг. Он должен был

дать перед атакой ракету.

Никифор, проверив в последний раз телефон, растянулся около меня

на спине и глядел на пробегавшие облака.

- Так, значит... - сказал он и, пошарив рукой вокруг себя, сорвал

травинку. - Станцию, значит, Жмеринку обороняем. Никак уж нам эту

станцию отдавать не приходится... Магистральная!

Он повернулся со спины на живот и поправил на себе фуражку.

- А что, товарищ командир, правду говорят, что к нам на поддержку

курсанты из Киева идут?

- Разное, Никифор, говорят...

- А хорошо бы, чтоб пришли. У меня там братишка. Год уже как не

видались...

- Ну, верно? У тебя брат курсант?

- Курсант, - кивнул Никифор. - Первой роты и первого взвода! Он у

нас кузнец, во - в плечах! Однажды в деревне немцы стояли, так он с

одним ручником - молоточек такой легонький - на самого обера вышел.

Вот ребята наши в поезде не верят, а какой же мне интерес врать?

Я смотрел не спуская глаз на сосняк, чтобы не пропустить ракету,

старался подавить в себе волнение, которое всегда мучительно перед

боем. А Никифор не спеша продолжал говорить.

Он рассказал, что их в семье три брата и все в Красной Армии.

Старший брат, кавалерист, служит в отряде Григория Ивановича

Котовского (Котовский действовал где-то от нас неподалеку). Второй

брат, курсант, в Киеве.

- А я вот при вас, - сказал Никифор, задумчиво перекусывая

травинку. - Матушка теперь сама одна и пашет и косит... Чудная она! "У

меня, - говорит, - три сына, и все на одну букву: Микола, Митрий и

Микифор". Поправишь ее: матушка, вы грамматических упражнений не

знаете, глядите, как в книжке-то имена пишутся. А она в ответ: "Я, -

говорит, - в книжки не глядела, когда вас ростила. Убирай за пазуху

свою книжку!" Так и стоит на своем, никак на грамоту не поддается!

Никифор помолчал.

- А что же, товарищ командир, ведь если разобраться, то и верно -

все мы на одну букву: красноармейцы...

- Ракета, Никифор. Сигнал!

Мы оба, застыв, следили за полетом ракеты.

Словно червячок протачивал небо - все выше, выше...

И не успела еще ракета погаснуть, как обе наши батареи,

загрохотав, скрестили огонь на высоте "46,3". В воздухе забелели

облачка шрапнелей...

- Вот ловко ударили батарейцы, а? - в восторге крикнул Никифор и

бросился к аппарату.

- Давай, Никиша, давай! - заторопил я телефониста. - Цель номер

один, огонь!

Сердито урча, прошел верхом наш двухпудовик. Рраз! Словно фонтан

ударил из горы.

- Хорош! - крикнул я, глядя в бинокль. - Еще снарядик... Есть,

хорош, прямо по горке! Так, Никифор, так. Удлинить прицел на десять

делений... Есть, за горку пошел снаряд! Еще парочку туда же... Есть.

Теперь вправо снарядик, на два деления угломера! Теперь влево...

Передай: так бить, с рассеиванием. Ишь, гады, где запрятались - на

обратном скате! Ладно, и с той стороны горку подметем. Беглый огонь!

Никифор глотнул из фляжки воды и опять припал к телефону.

Вся гора уже дымилась от тяжелых гаубичных разрывов. Как

молотилка, вымолачивала ее наша гаубица. Недаром сегодня в команде

аврал: всех я поставил к орудию - и артиллеристов, и пулеметчиков. Вон

как у них дело пошло!

Били по горе, но я присматривал и за окрестностями. Противник мог

появиться отовсюду. И действительно, в самый разгар артиллерийской

подготовки вдруг на горизонте запылил транспорт белых, потом, через

несколько минут, показались змейки резервной пехоты. Пришлось

подбросить снарядов и туда. Трехдюймовки с наших батарей сразу же

переняли у меня обе эти цели, а я, освободившись, вернулся к цели

номер один - продолжал месить своими двухпудовиками обратный скат

горы.

Застигнутые врасплох, петлюровцы почти не отстреливались, так на

дурачка, пошвыряли снаряды в ответ. Два или три раза с горы начинали

бить пулеметы, но мы живо их угомонили.

Никифор подсунул мне трубку - вызывали меня.

- Ну как там? Ну что? - загремел в телефоне голос матроса. -

Выкурили их? Или все еще сидят за горой?

- Навались, - кричу, - наддай жару! Не жалей рук!

- Выходят! - вдруг гаркнул Никифор. - Вот они, глядите!

- Где? - Я бросил трубку. - Да, да, выходят... Ух ты, сколько

их!.. Прямо стадом повалили. Постой-постой, куда же это они?.. В

сосняк бросились! Гляди, прямо на комбрига!

Я затаил дыхание, прислушиваясь.

- А-а-а-а! - донеслось оттуда.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Судьба. Книга 1
Судьба. Книга 1

Роман «Судьба» Хидыра Дерьяева — популярнейшее произведение туркменской советской литературы. Писатель замыслил широкое эпическое полотно из жизни своего народа, которое должно вобрать в себя множество эпизодов, событий, людских судеб, сложных, трагических, противоречивых, и показать путь трудящихся в революцию. Предлагаемая вниманию читателей книга — лишь зачин, начало будущей эпопеи, но тем не менее это цельное и законченное произведение. Это — первая встреча автора с русским читателем, хотя и Хидыр Дерьяев — старейший туркменский писатель, а книга его — первый роман в туркменской реалистической прозе. «Судьба» — взволнованный рассказ о давних событиях, о дореволюционном ауле, о людях, населяющих его, разных, не похожих друг на друга. Рассказы о судьбах героев романа вырастают в сложное, многоплановое повествование о судьбе целого народа.

Хидыр Дерьяев

Проза / Роман, повесть / Советская классическая проза / Роман