Избранное

пятно, быстро увеличиваясь, приобретало квадратную форму. Оказалось,

это выход наружу, во двор.

Небольшой дворик меж четырех стен здания. Сугробы снега, не

тронутые даже птичьими следами.

Матрос и Домокуров на всякий случай прощупали снег палками.

- Сдается, собачий дворик миновали, - усмехнулся матрос. - В

точности не скажу. Запашок от царских болонок, которых выводили

фрейлины на прогулку, сам понимаешь, выветрился...

Дворики стали чередоваться один за другим: Кухонный,

Египетский... еще какие-то. В другое время они и сами по себе

заинтересовали бы Сергея. Но сейчас - вперед, скорее вперед!

Лабиринт дворцовых построек и двориков внезапно расступился, и

глазам открылась обширная внутренняя площадь.

На снежной белизне прозрачно темнел, как наштрихованный,

маленький сквер... А что там, между деревьями? Стоит что-то...

Сергей, затаив дыхание, вгляделся. Нет, всего лишь постамент и

бронзовая фигурка богини или нимфы... А зима-то навьюжила на

обнаженную красавицу снежную папаху!

Тут в сторонке словно ожил один из сугробов. Бараний тулуп,

приблизившись, потребовал документы.

Матрос предъявил бумагу из исполкома. Караульный глянул на

печать, на подпись, козырнул и уважительно вступил в разговор.

- Броневик?.. Нет, чего не видал, того не видал. Да и откуда ему

здесь быть-то? - Караульный уютно оперся на винтовку. - И зиму и лето

я здесь на посту. На травке не было, и в непогоду не было, откуда же

ему из-под снега объявиться?.. Никак нет!

И караульный исчез так же незаметно, как появился. Словно

сугробом стал. Постояли, огляделись.

- А ворота видишь? - И матрос кивнул вдаль.

Как приятно узнавать в незнакомом знакомое! В самом деле,

знаменитые ворота. Только с изнанки. Сквозь ажур с гербами Сергей

различил подножие Александровской колонны и уголок Дворцовой площади.

Отдыхали, привалившись к бревну. Какое-то горизонтальное бревно

на тумбах. Что это за устройство - и на ум не шло.

Лишь отдышавшись и приведя себя в порядок, Домокуров

заинтересовался яркой раскраской бревна. Чередовались черные и белые

косые полосы с красным кантом. На бревне по всей длине - массивные

железные кольца. Нетрудно было догадаться, что это коновязь.

Казалось, мгновение - и послышится топот копыт, потом, на полном

скаку, присев на задние ноги, замрет взмыленная лошадь. Ее подхватит

под уздцы караульный солдат, отведет к коновязи, а всадник в

запыленном мундире и кивере, выпрыгнув из седла, кинется с пакетом

вверх по широкой лестнице в царские покои... И опять топот копыт, и

опять - курьер за курьером, курьер за курьером... "Тридцать тысяч

курьеров!" - пришло на ум Сергею, и он рассмеялся.

- Ты о чем это? - лениво спросил матрос.

- Да так... Просто вспомнилось, что Гоголь - гениальный писатель.

Однако к делу: куда теперь? Или это все?

Матрос усмехнулся:

- Почему все? Теперь у нас с тобой по курсу Висячий царицын сад.

Сходил куда-то и привел почтенных лет человека, который

недовольно позевывал - явно от прерванного сна. Одет он был вызывающе

небрежно: дырявая безрукавка, из ботинок вываливаются портянки, но на

голове фуражка с кокардой, повязанная башлыком: смотрите, мол, каким

несчастным меня, чиновника, сделали большевики!

Ржаво проскрипела врезанная в полотно ворот калитка - и Домокуров

с матросом очутились в слепящей темноте.

Застойный воздух. Пыль с древесным запахом - признак усердной и

вольготной работы жука-точильщика.

Но вот в непроглядном мраке Сергей уловил какое-то мерцание.

Вгляделся - и перед ним стали вырисовываться старинные экипажи с

жирной, густой позолотой. Целые дома на колесах.

Домокуров и моряк пробирались где в рост, где ползком, обшаривая

пол, стены, не оставляя без внимания ни одного экипажа, в каждом

подозревая замаскированный броневик.

Напоследок остановились перед каретой-двуколкой. На черной

лакированной поверхности ее еще переливался зеркальный блеск. А в боку

- дыра с вывороченной белесой щепой...

В неумолчной воркотне смотрителя зазвучали скорбные ноты. Это

была карета Александра Второго. Народоволец Игнатий Гриневицкий в 1881

году метнул в нее бомбу и казнил царя. Ценою собственной жизни.

Но вот кладбище экипажей позади...

- Ну? - ядовито спросил Домокуров. - Что скажешь теперь, моряк?

Куда же девался броневик?

- А ты петухом не наскакивай, - сказал матрос. - Я ведь не

утверждал, что он именно здесь, в достоверности. А догадку проверить

не мешало. Иль не так?

Расстались невесело.

x x x

Возвратился Домокуров в музей. В зале, как всегда, посетители.

Глядит - у одного из них тетрадь в твердых корочках. "Забыл убрать", -

подосадовал он на себя. В эту тетрадь он записывал беседы с ветеранами

революции и различные факты из революционного прошлого Петрограда и

страны. Все это он старался использовать в экспозициях.

Но тетрадь сама по себе еще не экспозиция, и Домокуров,

извинившись перед любознательным посетителем, который перелистывал