Избранное

Вершатся дерзкие дела.
Но нет гарантий от несчастья…

Вот сына возвратит Земля

в свои смертельные объятья.
И миллионно вспыхнет крик.
Планета заскорбит по-русски.
И чьё-то сердце в этот миг
не выдержало перегрузки.
И чей-то плач.
И чей-то стон.
Как трудно эту ночь осилить!
И медленно восходит он
над опечаленной Россией…

И сквозь бессонницу скорбей,

став за ночь собранней и строже,
дорогу выберут себе
мальчишки –
взлёт его продолжить…

«Земля во власти ожиданья чуда…»

Земля во власти ожиданья чуда.
И странно,
и кощунственно почти,
что посреди предпраздничного гуда
лежит больной.
Его нельзя спасти.
Что кто-то погибает на заданье.
Что кто-то под колёса попадёт.
И что под чьи-то горькие рыданья
божественно приходит
Новый год.

Сердце

Неудержим, как горная река,
он времени не знал в себя вглядеться.
И, почитай, почти до сорока,
смеялся он:
«Оно какое – сердце?»
Но в яростной дискуссии одной
он ухватился за сердце рукою.
Пол ускользал, туманилось окно.
И мысль взошла:
«Так вот оно какое!»

«Состарилась у гроба: слёзы душат…»

Состарилась у гроба: слёзы душат,
а следом – безразличье настаёт.
А давний друг – тоскливо равнодушен.
Не зная, что сказать, кепчонку мнёт.

Он неприязнь к обряду не скрывает.

Уж этот ему траур! Этот плач!..

И вот уже трясётся на трамвае –

не опоздать бы на футбольный матч…

Конечно, много мёртвому не нужно…

Кепчонку скинь на несколько минут…

Но если это называлось дружбой –

то что ж тогда
предательством зовут?..

Папы

Как хрупко тельце сына моего!
Как тянется к защите он, доверчив,
от холода, от боли, от всего,
что страхом надвигается на плечи!

А мы вот уезжаем.

Много раз.
От маленьких ласкающих ладошек,
От тёплых щёк.
От любопытных глаз.
От смеха Ленок, Димок и Алёшек.
Чтоб где-то там, за тридевять земель,
такую нежность ощутить внезапно,
такую грусть –
что можно онеметь,
не ринувшись на юг или на запад…
Бежит за ворот мокрая вода.
Деревьев не видать за мокрым дымом.
Но папы возвращаются
всегда
и к Ленкам, и к Алёшкам и к Вадимам.
Огни, огни. В горах и в городах.
Бессонниц много есть на белом свете.
Да, папы уезжают иногда –
чтобы понять,
как дороги им дети.

Ритмы

Глаз не радует простор,
серый, заунывный.
Вечер ливни распростёр.
Над степями – ливни.
На оконное стекло
призраки осели.
Поезд давит на крыло
серой карусели.
Ощутимый ровен пульс.
Ровное дыханье.
И усну я и проснусь
в ровном колыханье…

Возвращение с юга