Лизнер достает резиновую палку. Его голубые, со слезинкой, глаза смеются.
— Первая шеренга на месте, вторая вниз… марш!
Шурка — ловкий парень! — незаметно перекидывается во вторую. Олег, Виктор и я остаемся в первой. Лизнер приказывает повернуться направо и ведет нас к длинному каменному желобу, наполненному цементным раствором.
Около желоба большие деревянные ящики. В них тоже цемент. Невероятно, чтобы нас заставили их куда-то нести: ящики без ручек, и в каждом, по меньшей мере, двенадцать пудов веса! Лизнер, однако, невозмутимо дает команду разбиться попарно и приготовиться. Отправив своего помощника со второй группой на земляные работы, он поворачивается к нам.
— Подымай!
Берусь за скользкие углы ящика, приподнимаю его и думаю, это даже не жестокость, это безумие! Виктору еще хуже моего, он стоит к ящику спиной. Все-таки мы трогаемся, следуя за Лизнером, выводящим нас на узкую тропинку.
Идем, как пьяные, трясущимися шагами, гуськом. Справа от нас грядки с цветной капустой, слева свалка: бумага, пустые консервные банки, тряпье; ниже кустарник и колючая проволока. Поворачиваем налево. Перед нами вырастает деревянная, проложенная на откосе лестница. Спрашиваю Виктора:
— Неужели наверх?
Он, не оборачиваясь, отвечает:
— Наверх.
Передние очень медленно начинают подниматься. В середине происходит какая-то заминка. Предлагаю Виктору:
— Поставим на секундочку?
Он говорит:
— Чтобы тут же прихлопнули?
Лизнер пока безмолвствует. Я вижу его кирпичного цвета физиономию, голубые слезящиеся глаза — он зорко следит за нами.
Вступаем на лестницу. Виктор взбирается на полусогнутых ногах, чтобы на меня не переваливалась вся тяжесть; я должен подтягивать ящик почти до подбородка, чтобы сохранить его в горизонтальном положении, иначе липкая серая масса выпол-
13 ю. Пиляр
193
зет за край. У меня резь в плечах, жилы вытягиваются, и я боюсь, как бы пальцы не разжались сами.
Проходит с полминуты. Я не выдерживаю:
— Виктор…
— Костя, терпи.
Еще ступенька, еще. Наконец руки опускаются, ноги нащупывают землю.
— Далеко… еще?
— Терпи.— У Виктора в горле что-то клокочет.
Лизнер, топая сапожищами, обгоняет нас. В ту же минуту впереди раздается жалобный возглас, почти мольба:
— Капо, дай передохнуть!
Просит какой-то немец. Но Лизнер неумолим:
— Дальше!
Продолжаем продвигаться. Я начинаю серьезно беспокоиться за Виктора: движения его становятся все более шаткими. Вновь мольба:
— Капо, разреши…
— Дальше, дальше!
Будь ты проклят, зверь!.. Откуда же у человека берутся силы?
У меня при каждом шаге подламываются колени.
— Капо!
— Дальше!
Виктор медленно кренится вперед, сейчас он рухнет. Кричу.
— Ставим!
Виктор оседает… Ящик касается земли. С радостью вижу, что все передние уже стоят.
Лизнер подлетает к первой паре. Треск ударов, стон и зычный выкрик:
— Подымай!
Люди стоят, стоят, как загнанные лошади, на которых уже не действуют никакие понукания и никакое битье.
— Подымай! — вопит Лизнер, размахивая палкой.
Я замечаю у обочины дороги веревку. Быстро подбираю, связываю концы, подсовываю под ящик. Удар по затылку — я кланяюсь почти до земли.
— Подымай!
Хватаюсь за углы ящика, кричу Виктору:
— Надевай веревку!
Он просовывает голову в веревочный хомут, и мы снова движемся, обливаясь потом и проклиная в душе капо, ящики и весь белый свет.
194
Мы идем теперь вдоль лагерной стены. Слева от нас сбегает порогами густой еловый лес; он тянется до самого горизонта, заставленного невысокими бурыми горами. Я вспоминаю о нашем тайном решении — туда, к этим горам, через этот лес мы должны держать свой путь,— и мне становится как будто легче. Правда, очень помогает и веревочный хомут: на нем висит половина тяжести.
Поворачиваем направо. Проходим шагов тридцать. Наконец долгожданное: «Стой!»
Опускаем ящики. Вытирая мокрое лицо, я осматриваюсь: сооружается продолжение крепостной стены; кругом груды камней, тес; люди в спецовках перебирают камни.
Лизнер исчезает в кирпичной будке. Товарищи бросаются врассыпную, хватая обрывки веревок и проволоку. Люди в спецовках— это испанцы из общего лагеря,— переглянувшись, быстро берут доски, раскалывают их на планки и подходят к нам. Еще пять минут, и у наших ящиков появляются ручки.
Возвращается Лизнер. Подзывает к себе передних. Они выносят из будки совковые лопаты. Начинаем перекидывать цемент в чан, и тут капо замечает ручки.
— Откуда? — ревет он, выхватывая резину.
Испанцы усмехаются. Мы ниже наклоняем головы.
Я поглядываю украдкой на ровный ряд бараков, стоящих за электрической проволокой. Третий от края наш, восемнадцатый блок. Это же просто счастье, что Лизнер привел нас сюда; надо немедленно все рассмотреть: тут мы будем пробираться!
— Живее!
У меня звенит в голове от удара резиной, но это не может ничего изменить: я продолжаю наблюдать. К сожалению, цемента больше не остается — все ящики разгружены.
Мы снова идем вдоль лагерной стены. Лес и горы теперь справа. Там за горами — я знаю это — чехословацкая граница, там чехи, партизаны и свобода, свобода…
— Виктор, ты видишь?
— Вижу.
— И ты чувствуешь?
— Да, Костя.