Избранное

Все, кого не убивают сразу, распределяются по рабочим командам лагеря. Команда Лизнера, именующаяся официально «Стройкоманда-два», а фактически штрафная, предназначается для наиболее опасных, с точки зрения эсэсовцев, людей. Их умерщвляют не сразу, а после того, как они испытают все муки штрафного лагерного труда. Остальные заключенные, населяющие так называемый общий лагерь, в котором можно свободно ходить из барака в барак, работают в каменоломне; их даровая рабочая сила приносит, видимо, немало доходов эсэсовцам — хозяевам «штайнбруха». Небольшая часть заключенных используется на подсобных лагерных предприятиях: в бане, прачечной, котельной, ремонтных и пошивочных мастерских. Посты блоковых старшин, писарей, капо-надсмотрщиков занимают главным образом уголовники, набранные из тюрем. Они подчиняются только эсэсовцам: блокфюрерам, которые следят за поведением заключенных в бараках, и командофюрерам, которые надзирают за ними на работе.

Проходит месяц, и уже очевидно, что «кандидат на Жйзнь»,

188

как назвал меня Шурка, такой же смертник, как и все. Это становится мне совершенно ясным после того, как однажды, прогуливаясь по лагерю, белокурый эсэсовец ни за что ни про что выстрелом в рот убивает моего соседа, торвертера девятнадцатого блока.

Вывод является сам собой: раз гибель здесь неминуема для всех, значит лучше сознательно поставить свою жизнь на карту— или умереть сразу, или добыть свободу своими руками.

Так я и решаю действовать.

В последнюю субботу августа, вернувшись после отбоя в шлафзал, я застаю Виктора и Олега бодрствующими. Быстро раздевшись, залезаю под одеяло и спрашиваю, о чем они шепчутся.

— Ты понимаешь,— поворачивается Олег,— сегодня на работе один испанец, каменщик, говорил, что наши подходят к Днепру. Он думает, что эта зима будет последней для Гитлера.

— А сколько еще ждать до конца зимы?

— В том-то и дело,— бормочет Виктор.

За этот месяц мои друзья, несмотря на нашу с Антоном помощь, сильно сдали. У Виктора на черном от солнца лице проступили острые бугорки скул, крупный, с горбинкой нос стал как будто еще больше; у Олега запали глаза и удлинилась шея. А другие выглядят еще хуже. Всего живых из нашей группы осталось человек пятнадцать.

— Ну, еще месяц, полтора, а потом? — тихо произносит Виктор.— Что будет потом, если Лизнер теперь уже открыто заявляет, что мы зажились?

— Это да,— соглашается Олег.

— Хлопцы,— говорю я,— нам надо попытать счастья.

Товарищи приподнимают головы.

— Надо бежать, пока не поздно.

Я лежу на спине, Виктор — на боку слева от меня, Олег — справа. Мы в углу шлафзала, у стены; никто слышать нас не может.

— Как? — возбужденно спрашивает Олег.

— Во время воздушной тревоги, когда в лагере погаснет свет.

— Но ведь надо резать проволоку… Чем?

— Резать не будем, я уже все обдумал… Мы приподнимем нижний ряд деревяшками, а потом их за собой уберем, будет незаметно. До утра мы уйдем далеко.

— Куда? — Олег нетерпеливо ерзает и глядит мне в рот.

— Пойдем на север лесами, к чешской границе.

Виктор вдруг опускает голову и закрывает глаза.

189

— Не так все это делается… Во-первых, мы слишком мало знаем о системе их охраны и розьгска. Во-вторых, сама техника побега… Тут надо все в точности разузнать, все предусмотреть.

— Но в принципе вы согласны?

— В принципе конечно,— шепчет Виктор.

Весь следующий день мы ведем наблюдение за тем, что нам необходимо изучить в лагере, и рассчитываем. Самым трудным нам кажется то, как оторваться от погони, запутать свои следы и не обессилеть при этом. Ясно, что надо запастись едой хотя бы на два дня, что нужиы ножи на случай, если нас настигнут овчарки; хорошо бы иметь карту, чтобы не передвигаться вслепую. Очень жалею, что больше нет среди нас Игната Броскова, опытного десантника и, вероятно, специалиста по такого рода делам: ему вскоре после его беседы с Антоном удалось каким-то образом попасть в лазарет.

Вечером осторожно расспрашиваю Васька, пробывшего в Брукхаузене свыше года, обо всех известных ему случаях побега из лагеря.

— Это дохлое дело,— говорит он.— Прошлым летом пробовали двое уйти с транспорта, так их сразу обнаружили по полосатой одежде. Были прикованы цепями к стене всем на обозрение, не давали ребятам ни пить, ни кушать. Так и пропали удальцы зазря.