Избранное

Бурное заседание муниципального совета. Приезжий сановник попрекает бургомистра, всех его помощников. Ведь Дортмунд — самый измазанный город во всей Пруссии! Во всей Германии. Да, да! Может быть, даже во всей Европе, во всем мире!! Ведь это скандал! Не город, а большевистский клуб! Надо что-то сделать, надо снять позор!

Муниципальные вожди сидят опустив головы. В самом деле, это ужасно. Надо что-то сделать. Надо стереть, закрасить наглую стенную агитацию. Пусть городская казна отпустит необходимые средства. Надо спасти честь Дортмунда.

Финансовый советник вскакивает, он вне себя. Еще чего не хватало! Еще весной город истратил немало денет на восстановление фасадов домов, измазанных большевиками в дни президентских выборов. Несколько тысяч марок пропало зря: надписей ни стереть, ни закрасить не удалось. Капитальные работы по закраске потребуют по меньшей мере пятьдесят тысяч. Откуда их взять? Бюджетный дефицит растет каждую минуту. Город накануне банкротства. У нас нет денег даже на проценты по нашим векселям и обязательствам. Откуда мы покроем сентябрьский взнос по займу? Учителям не выплачено жалованье, городской театр закрывается!.. В конце концов во всем этом безобразии целиком виновата полиция. Она допускает большевистское глумление над фасадами лучших зданий Дортмунда. Пусть же она, полиция, исправит как может допущенное ею зло.

Все взоры муниципального совета обращены на начальника полиции. В глазах окружающих начальник полиции читает гнев и скорбь. Начальник полиции — социал-демократ. Его фонды стоят сейчас низко. Начальник смущен. Он встревожен.

Начальник полиции разъясняет, что дортмундские комсомольцы — сущие черти. Здешние мазилы в самом деле первые в Германии. Их краска — не краска, это прямо смола, это клей, это сургуч, это черт знает что. У них свои методы работы — очень хитрые и ловкие методы. Они не таскают с собой ведро краски, нет. Каждый мазила носит при себе маленькую кисть и краску в консервной баночке. Если им хочется сделать большую надпись в двенадцать букв, они заранее примеряются к облюбованному месту, подкрадываются цепью в шесть человек, каждый пишет на стене только две буквы, — вся операция продолжается несколько секунд. Стыдно признаться, но бывает, что антиправительственные надписи на домах возникают в буквальном смысле за спиной у полицейских. Стоит только постовому отвернуться, взглянуть в другую сторону, и…

При всем, этом начальник полиции полагает нужным честно, по-меньшевистски, признать свою вину и отмежеваться. Он обещает начать с завтрашнего же дня, без всякой затраты городских сумм, силами чинов полиции и с безвозмездной помощью широкой общественности, в кратчайший срок устранить большевистские лозунги с фасадов домов.

Назавтра в Дортмунде грандиозное и очень веселое уличное зрелище. Полиция, «Союз республиканского флага» вышли на штурм. Привезли пожарные лестницы, малярные скребки, бочки с известкой и алебастр.

Толпы рабочих окружили участников полицейской экспедиции. Неуклюжий член «рейхсбаннера» карабкается по карнизу, беспомощно размахивает шваброй. Над ним громадная малиновая строка: «Хайль Москау!» Он пробует соскоблить букву «М», это оказывается труднее, чем можно было думать. Снизу насмешки, хохот, свистки. Не справившись с «М», он берется за восклицательный знак. И вдруг, отчаявшись, машет рукой, спускается вниз под иронические аплодисменты.

Социал-фашистский «воскресник» провалился. Он дал даже обратные результаты. Уже к вечеру на сотнях домов, в виде вызова, появились новые, совсем свеженькие лозунги.

…Руководителей дортмундского комсомола пригласили в ратушу. Муниципальный советник долго усаживал их в глубокие кожаные кресла. Предлагал кофе, сигары.

— Я слышал, молодые люди, что у вас иногда возникают затруднения с полицией. Вам запрещают собрания, уличные демонстрации, спортивные слеты. Я, хотя совсем не коммунист, нахожу это несправедливым. Полиция, пожалуй, чересчур строга к вам. Юность должна пользоваться известной свободой своих проявлений. Я готов уладить ваши отношения с полицией в этом направлении. Но пообещайте мне вы, молодежь, что на стенах городских зданий прекратятся эти безобразные надписи, уродующие вид города. Ведь мы с вами одинаково сильно любим наш старый Дортмунд, не так ли?.. Я думаю, мы пойдем друг другу навстречу в этих вопросах. Да?

Комсомольцы гордо улыбнулись. Нет, не да. Свое всегерманское первенство по мазильному делу они так легко покидать не собираются. Они, комсомольцы Дортмунда, будут устраивать митинги, когда найдут это нужным. И пойдут демонстрировать на улицы, когда захотят. И соберут своих физкультурников, когда следует. А когда придется писать на стенах лозунги, мы их будем писать, господин муниципальный советник!

Уже в сумерках большевистские райкомщики вынимают из карманов принесенные из дому картофельные ломтики и медленно их жуют, стараясь убедить желудок, что это именно столько и именно то, что он мечтал получить целый день. Но после четверти часа тишины дверь с улицы хлопает опять очень резко.