Нас встретили несколько женщин, одетых как монахини ордена бабочкоголовых. Каждый должен был взять себе из общего бака ложку и вилку, но садиться не разрешалось, покуда старшая из монашек не пробубнила скрипучим голосом свою молитву. После этого мы могли наброситься на тарелочку рисового супа с двумя ломтиками хлеба; порции супа и хлеба соперничали друг с другом в миниатюрности. Мне повезло: в моем супе плавали две морковки. Прием пищи совершался в бешеном темпе, чтобы первым делом не упустить ни крошки тепла. Уходя, мы должны были сунуть свои тарелки в окошко.
Как только подобным же манером разожгла свой аппетит последняя группа и все собрались в соседнем зале, на подиум вышел господин из благотворительности и громогласно продекламировал «Отче наш». С этим напутствием мы были разведены по спальным залам; постели были свежие, но из-за грязной одежды гостей скоро установилась атмосфера, похожая на воздух в метро. Я не стал снимать брюки, потому что боялся за свою наличность. Когда потушили лампы, там и сям еще долго тлели красные огоньки сигарет.
Я лежал и думал: «Тут собрались беднейшие из бедных, но сколько в них духовного богатства, о котором привилегированные слои даже понятия не имеют; вот она, подлинная драма жизни, представленная во всей своей пестроте, где соседствуют самая жгучая боль и самое пылкое сочувствие, в свою очередь смягчаемые юмором и взаимопониманием».
Наутро в шесть прозвучала команда вставать. Умывание прошло быстро, мыла и полотенца у меня не было, они были заперты с вещами, так что я просто ополоснулся водичкой; правда, висели общие полотенца, но, кто ими утирался, для того умывание шло насмарку. Мы успели позавтракать с первой группой; процедура была точно такой же, как и на ужине, только сейчас в тарелочке плескался бульон. В семь утра я вместе с немцем уже стоял на улице; он был мясник, и его здоровый вид мог служить примером для скотины, которую он забивал, как это нередко бывает у мясников. Он несколько лет работал в Вене и стал специалистом по венским сортам колбасы; благодаря этому он сможет найти работу в Марселе и направляется как раз туда. А если ничего не выйдет, то он всегда сумеет заработать себе кусок хлеба весьма оригинальным изобретением: полоска резины, по обоим концам которой торчали загнутые наподобие крючка булавки; с помощью этого приспособления можно скреплять рукава и штанины, вешать шляпы и выполнять еще с десяток разных операций. Тайной изготовления владел он один, а производственными затратами можно было пренебречь. В воздухе потеплело; выйдя на большую площадь, мы присели поесть. Я вытащил из рюкзака хлеб, которым угостил меня нудист, мясник взял кусочек попробовать и тут же начал читать мне лекцию. Этот хлеб обладает многими преимуществами перед обычным хлебом: во-первых, он питательней, во-вторых, богаче витаминами, в-третьих, тверже и поэтому полезней для зубов, а в-четвертых, от него не бывает запоров.
Мы распрощались на почте, у окошка «до востребования», после чего я сел на автобус до Ментоны, чтобы скорей миновать эту унылую местность. Через час после Ментоны я был уже на границе и вступил на землю третьей, если не считать Монако, зарубежной державы. Итальянский таможенник сделал мне знак обождать и ушел в свою каморку; потом он вышел, сделал мне знак обождать и опять ушел в свою каморку; потом он снова вышел, сказал, чтобы я следовал за ним, но, когда был уже у двери, сделал мне знак обождать и скрылся. Другой таможенник, наблюдавший эту картину, сидя на скамеечке, в конце концов подошел к первому, и оба чуть ли не силком ввели меня в свою каморку. Дело все в том, что жест, с помощью которого мы хотим сказать: ждите или стойте, итальянцы применяют, когда хотят сказать: идите за мной! Итальянский язык жестов настолько богат, что обычному человеку понадобится наверняка не один год, чтобы овладеть им; говорящий итальянец непрерывно исполняет верхней половиной тела подобие танца; наши чайные визиты южанам показались бы собранием восковых кукол.
Таможенники потребовали предъявить им деньги; к счастью, их как раз хватило на то, чтобы получить разрешение перейти границу. Теперь я был бок о бок со Средиземным морем. С первых же шагов я обратил внимание, что почти на каждом доме висит изображение дуче; дальше их стало поменьше. Во Франции меня предупреждали: «Вы собираетесь в Италию? Поаккуратней там!» — как будто Муссолини был кем-то вроде пещерного медведя; здесь же я не видел и не слышал ничего, кроме приветственных лозунгов.
Дорога, по которой я шел, называлась Виа Аурелиа и вела до самого Рима; это одна из крупных автострад, проложенных новой властью.