Избранное

Неаполь

Вдумайся: один бежит, а стая

победителей за ним вдогон. —
Вдруг навстречу сотням он,
весь пылающ и разгорячен,
повернулся... Так червлен
жар плодов, которым синь морская
пронзена, покуда привлечен

к лодке с апельсинами твой взгляд,

к кораблю плывущей в глубь залива,
где другие лодки суетливо
хлеб и рыбу выгрузить спешат, —
поглощает уголь он глумливо
в трюм, разверстый, словно
                                         смерть и ад.

Пейзаж

Как в конце, в какой-то роковой
миг, холмы, мосты и эстакады,
клочья неба, крыши и ограды,
вдруг настигнутые, как судьбой,
пали перед натиском заката,
и, растерзана и виновата,
местность вся погибла бы, увы,

если бы на эту рану, каясь,

вскоре не упала, растекаясь,
капля чистой синевы,
капля, ночь которую как раз
подмешала в вечер, и, не споря,
вскоре сам пожар погас.

Сон ворот и арок бестревожен,

облаками огорожен
город, и дома темны
над застывшей глубиной изложин;
но скользнул внезапный свет луны,
будто бы, дождавшись тишины,
выхватил архангел меч из ножен.

Римская Кампанья

Миновав раскинутый полого
город, грезящий во сне о термах,
вдаль ползет могильная дорога,
и окошки на последних фермах,

негодуя, ей вослед глядят.

Чувствует бедняга этот взгляд
на затылке, как бы ни петляла,
поднимая, наконец, устало

пустоту спою на небосвод,

озираясь. И пока с оглядкой
жестом акведуки подзывает,

небо пустоту ее украдкой

пустотой своею заменяет —
той, что всех и вся переживет.

Песня о море

Капри. Пиккола Марина

Древний ветер морей

плачет в ночи навзрыд:
          нет приюта тоске твоей.
Того, кто не спит,
не тронет ни скрип дверей,
ни твой одинокий стон:
          древний ветер морей,
окликает он
древние валуны,
гул далей во мгле
прорывается из глубины...

Как болью твоей, взметены

листья инжира на темной скале
при свете луны.

Ночной выезд

Санкт-Петербург

И когда, скользя между домами,

на орловской паре вороной
мы спешили, спал за фонарями
серый город, тронутый зарей,
неподвластный никаким часам,
ехали, нет — мчались, погибали
и дворцы-громады огибали,
уносимы к невским берегам

встречным ветром и неспящей ночью,

что плыла без неба и земли,
и в броженье Летний сад воочыо
из посадок вырастал вдали,
и фигуры, контуры теряя,
расплывались, в сумрак отступая, —
мы летели, и тогда, пугая

тем, что мы с ума сошли,

город испарился. И внушал,
что он вовсе не существовал
и покоя жаждет; как больной
в час, когда безумье не томит
и он чувствует, что мысль больная
больше не гнетет, отягощая,
и теперь свободен он: гранит,
рушась, отпускает мозг пустой
и в пространство с грохотом летит.

Парк попугаев