Снег, снег на дороге, снег на полях, снег на крышах домов. Рыхлый, дряблый, твердый.
По дороге идут войска. Снег ложится на массивные стволы орудий, липнет к броне танков, качается на штыках пехоты.
Снег плывет. Войска идут… А по обочинам дороги валяются те, которые хотели шагать по нашей земле победителями. Рядом с ними — разбитые машины. Их тоже земля наша не приняла.
Идут войска. Мерно кружится снег над остриями штыков. Синие трупы и остовы машин за дорогой…
Другого пейзажа в эту военную зимнюю пору я бы и не желал.
Снега. Снега. Снега. Как он много видел вас на дальних дорогах войны!
Судьба моя, солдатская доля. Где мой отчий дом? Что поделываешь, мать? Ты плачешь? Утешься, мать, я жив!
Холодно. Холодно ногам, холодно рукам. Холодно всей России.
Любимая! И ты познала трудные дороги войны, и тебя коснулись горе и нужда. Утешься и ты, жена моя!
Пусть длинны дороги войны, пусть жестока судьба солдата. Но жива Армения, но стоит и будет стоять Москва! Пусть это будет нашим утешением!
Страна моя, народ мой. Мне слышен твой дальний зов. И я иду. Благослови меня, мама!
И солдат Унан шагнул в бессмертие. Затих пулемет, захлебнувшись кровью героя. Рванулись, пошли вперед однополчане героя. И безутешная мать стояла у бездыханного тела героя…
Или это ты склонилась над своим сыном, Армения?
Деревья светились. Фронт был далеко, я шел по лесу во весь рост, и меня не тревожил свет в ночной мгле, идущий от белых деревьев.
Чем-то бесконечно близким и родным веяло от этих берез, от шороха листьев, от всего леса, так непохожего на тот какой я видел в моем Карабахе…
Здесь был лес без подлеска, сплошь из берез. Нет, вру. Была еще одна пленница — ель, которая рядом с высокой белой березой казалась недоростком. Но я знал — у этого недоростка свои преимущества: израненная ель сама себя лечит, выделяя смолу, которая и заживляет рану. Красивая береза лишена такого счастливого свойства. И поэтому, наверное, хвойные деревья долговечнее лиственных. Война пришла и сюда. Лес обстреляли из тяжелых орудий. Я с трудом узнал его. Здесь снаряд отсек вершину, там дерево выворочено с корнем. А раненая береза умирала от ничтожной царапины.
И вдруг среди печального запустения я вижу нетронутое дерево, словно войны и не было. Я подхожу ближе. Ствол его весь иссечен осколками. Зацепило даже корни. Но дерево выталкивало куски металла из ствола и заливало их следы спасительной живицей. Ба, да это ты, дружище ель. Как я мог забыть тебя!
Ель стоит и поныне, как и в тот благословенный час, когда леса еще не коснулась война.
Под вечер, с котелком в руке идя на кухню за ужином, я встретил девушку со снайперской винтовкой за спиной.
Было холодно, втянув голову в поднятый воротник шинели, она подошла к двум другим девушкам, тоже со снайперскими винтовками, стоявшим у разрушенной избенки, и сказала им:
— Такая большая станица, и ни один дом не улыбается нам.
Двух девушек я не разглядел, вернее, не задержали они мой взгляд, но ту, которая сказала эти слова, я запомнил. У нее был маленький носик, чуть-чуть вздернутый кверху, налитые круглые щеки, прихваченные морозцем, и большие прищуренные глаза с длинными ресницами. От всей фигуры девушки веяло нетронутой юностью.
Пошептавшись, девушки завернули за угол, и я пошел своей дорогой…
Я жил на окраине станицы. Наша часть саперная, мы наводили близ станицы мосты. Хозяйка моя, сердобольная, хлопотливая старушка, вместе со стариком перебралась в переднюю, ближе к печке, уступив мне двуспальную кровать. Это было время нашего наступления на Кавказе: наши войска бесконечным потоком шли через станицу на запад. Стояли зимние морозы, и в хату то и дело вбегали погреться бойцы, а то и переночевать.
Ночью к нам постучались. В темноте звякнула щеколда двери. Вошедшие долго топтались у порога, должно быть отряхивая с себя снег. Вспыхнул огонек спички, и через открытую дверь я увидел знакомые лица. То были девушки-снайперы, которых я видел на улице.
— Вот и улыбнулся вам дом, — крикнул я через комнату.
Хозяйка устроила их спать на полу в моей комнате. Я дал им шубу. Девушки сразу уснули.
Уснул и я. Проснулся среди ночи от шороха шагов. Я слышу, в тишине топ, топ. Ко мне шла девушка. Она остановилась у моей кровати и тронула меня за плечо.
— Мне там холодно, можно на кровать? — говорит шепотом девушка.
Я отодвигаюсь. Ощупью отыскивая край кровати, она влезла на постель.
— Я буду у стенки, — сказала она. — Только, чур, без баловства.
Девушка скользнула под одеяло.
Конечно, это она, та, что с длинными ресницами, которая приглянулась мне накануне. Немного погодя я спросил:
— Как тебя зовут, девушка?
— Не надо. Зачем это тебе? Ведь мы все равно никогда больше не встретимся.
Я не стал настаивать.
Вскоре девушка уснула.
А я сомкнуть глаз не могу, разбирает любопытство, хочется узнать, кто она, моя ночная подруга. Я некурящий, спичек при себе не держу. Долго я томлюсь в ожидании рассвета.
Увы, это была не та, за кого я ее принял.