Избранное

Т е р е ш к о. Тогда придется и мне подаваться в город. По твоим следам.

К о в а л ь ч у к. Ах, вот в чем дело. (Чиркает спички, но те не зажигаются.) Отсырели спички. Ну-ну, я слушаю. Когда же я провинился?

Т е р е ш к о. Когда? Помнишь тридцатый год? Зимой ты приехал к нам. Прислали из города двадцатипятитысячником. Помнишь? Зимой…

К о в а л ь ч у к. Помню…

Т е р е ш к о. А помнишь, что ты тогда говорил? Новое, небывалое привез в наше село. И я тебе сразу поверил. Душевно ты с нами говорил, по-братски. И я первый заявление принес.

К о в а л ь ч у к. Помню, Терех, помню.

Т е р е ш к о. Сколько ты у нас, года три побыл?

К о в а л ь ч у к. Три с хвостиком.

Т е р е ш к о. То-то и оно. Большое ты дело начал, а до конца не довел. Собрал нас, единоличников, в одну кучу, лоскуты наши стянул на живую нитку, а узелки позабыл завязать. Не успел. А какой прок от шитья без узелков? Чуть что не так, нечаянно зацепил — и нитка полезла. Вот тебе и прореха…

К о в а л ь ч у к. Хитро ты объясняешь…

Т е р е ш к о. Как умею. Вот я сказал, что сразу написал заявление и за тобой первым пошел. А знаешь ли ты, как я шел за тобой? Задом наперед шел. Ты не смейся. Честно говорю: задом наперед. Шел за тобой, а сам назад оглядывался: выгадал аль прогадал? И не только я. Ведь у нашего брата, мужика, была хворь давняя, запущенная — жить особнячком, единолично. Что, разве не так?

К о в а л ь ч у к. Нет, все правильно. Только я никак не пойму, почему ты на меня вину валишь? В чем я виноват?

Т е р е ш к о. Кто же тогда?

К о в а л ь ч у к. А ты?

Т е р е ш к о. А что я?

К о в а л ь ч у к. Похоже, что ты и теперь задом наперед идешь да виноватого выискиваешь.

Терешко молчит.

А виноват ведь ты сам! В твоем же колхозе непорядки. На своей же спине чувствуешь их. А что ты сам предпринял, чтобы выправить дело? Ты же хозяин тут всему! Это же твое тут все!

Т е р е ш к о (вздохнул). Эх-хе-хе… Какого черта я хозяин? Вот меня поставили на ферму заведующим. А я там вовсе не хозяин. Нет. Корма на исходе, до травы не дотянем, а председатель велел воз сена отвезти в район, Гудееву. Прикрепили его к нашему колхозу уполномоченным. Вот он здесь и пасется. Я хотел не дать, так разве плетью обух перешибешь? Приказал — и повезли.

К о в а л ь ч у к. А ты бы не дал! Или боишься за чубы схватиться?

Т е р е ш к о. Как хочешь понимай, только наученный я. Думаешь, не пробовал? Пробовал.

К о в а л ь ч у к. Ты коммунист?

Т е р е ш к о. Член партии.

К о в а л ь ч у к. Когда вступал в партию?

Т е р е ш к о. В сорок втором. На Волге.

К о в а л ь ч у к. Тогда не боялся драки?

Т е р е ш к о. Так то ж война была, и перед тобой супротивник был, ворог. Его и по языку отличишь, и по одежде, и по замашкам. Одним словом, мишень ясная — бей в лоб, и ты прав. А тут другое дело. Попробуй разберись — приятель Самосеев или неприятель. Шибанешь его, а тебя одернут: своих колотишь.

К о в а л ь ч у к. Вот теперь вижу, что ты действительно запутался. По делам надо человека судить — приятель он или неприятель.

Т е р е ш к о. Если по делам, так его гнать надо.

К о в а л ь ч у к. Ну и гоните.

Т е р е ш к о. Выгоняли уж не одного. Так находится другой, еще лучший.

К о в а л ь ч у к. Вы, как неразборчивая невеста, берете, что попадается. А вы и такого «лучшего» не принимайте.

Т е р е ш к о. Ай-яй-яй, Тимофей, Тимофей… Чиркаем мы один другого словами, как теми спичками, а искры нет, огонька не видно. Отсырели наши спички. (Махнул рукой и ушел.)

Из хаты выходит  А к с и н ь я.

А к с и н ь я. А вас тут председатель наш искал.

К о в а л ь ч у к. Самосеев?

А к с и н ь я. Самосеев. Допытывался про вас, кто, откуда, чего. Гусь, говорит.

К о в а л ь ч у к. Я — гусь? Забавно.

А к с и н ь я. Вы ему задайте перцу. Не случайно выспрашивал: не ревизор ли? Побаивается. Знает кошка, чье мясо съела.

К о в а л ь ч у к. Думаешь, он воровал в колхозе?

А к с и н ь я. Ого! Чтоб ему столько болячек, сколько он перетаскал добра колхозного. А сколько пропил, так и сам того не стоит. Вот он, легок на помине.

Входит  С а м о с е е в.

С а м о с е е в. Добрый день.

К о в а л ь ч у к. День добрый.

А к с и н ь я. Вот и познакомились. А то выспрашивают один про другого. Это — наш председатель, а это — тот самый гусь амнистированный.

Самосеева даже передернуло от этих слов, он сердито глянул на Аксинью.

Ну, чего ты набычился? Ты ведь сам так говорил. (Ушла в хату.)

С а м о с е е в (вдогонку ей). Ну и трепло же ты, Аксинья! (Подает руку Ковальчуку.) Самосеев.

К о в а л ь ч у к. Ковальчук.

С а м о с е е в. Ну и народ…

К о в а л ь ч у к. Да-а, народ… Как секанет словом, так метка и остается. Тут мне один такую зарубку на память оставил, не скоро забудешь…

С а м о с е е в. Кто? Терех? Он может. Ну, я ему мозги вправлю! Я научу с кем и как разговаривать! Никакого уважения у них нету. Не разберет — кому можно, а кому и нельзя.