Ю л я. Папа, это мне много…
Р о м а н. Пей, дочка! Ну, будь здорова!
Ю л я. За здоровье!
Р о м а н. Все пей, ты уже не маленькая.
Ю л я. Колька? Он у тетки Аксиньи… или у Ковальчука.
Р о м а н. У Ковальчука?
Ю л я. Он целыми днями там пропадает. Нежит его председатель. С собой часто возит на машине или на лошади.
Р о м а н. Почему позволяешь?
Ю л я. А что тут плохого? Со мной ему неинтересно: он ведь парень.
Р о м а н. Как у него со здоровьем?
Ю л я. Я тебе не писала, тревожить не хотела. Дифтерит у него был… Если бы не Ковальчук…
Р о м а н. Довольно мне расписывать его!
Ю л я. Тетка Аксинья дежурила со мной в больнице… Колька так привык к ней, что и теперь чаще у нее ночует, чем дома.
Р о м а н. Кого там несет?
С а м о с е е в. Здоров, друг! Вернулся? Пришел?
Р о м а н
С а м о с е е в. Да-а, отощал ты, брат, там.
Р о м а н. Не на курортах был.
С а м о с е е в. Не легко, поди, там, не сладко?
Р о м а н. Побывай — узнаешь. Туда записаться не трудно. Могу дать адрес.
С а м о с е е в. Не приведи господь.
Р о м а н. То-то же.
С а м о с е е в
Р о м а н. Юля! Подай-ка чего на стол.
С а м о с е е в
Р о м а н. На должности или рядовым?
С а м о с е е в. Рядовым.
Р о м а н. Ну и дурак.
С а м о с е е в. Я бы не остался, да…
Р о м а н
С а м о с е е в. Что правильно? А чего я тут натворил?
Р о м а н. Сам знаешь. И в районе тебе никто не помог?
С а м о с е е в. Отвернулись от меня в районе. Теперь он, Ковальчук, в почете ходит. Дружбу завел с первым секретарем. А сам ведь понимаешь, коль первый к нему, так и остальные…
Ю л я. Чего там! Гудеев и теперь самый лучший друг ваш!
С а м о с е е в. Потому что честный человек.
Р о м а н. Сволочь он.
Ю л я. Честный, а таскал из колхоза… только вашими руками.
Р о м а н. Юлька!
Ю л я
Р о м а н. Не бойся, дочка, не опьянею.
С а м о с е е в. Пей, Роман! Все равно нам с тобой пропадать, пока тут Ковальчук.
Р о м а н. А тебя, замечаю, притиснули тут.
С а м о с е е в. Притиснули… Но ничего… Я не поддамся! Не такой породы Самосеев. Я его, брат… На этот раз не удалось, все равно выслежу, подкараулю, на чем-то попадется! Я его всякий шаг на заметочку, всякое его слово на бумажечку.
Ю л я. А бумажечка чистая. Потому что Ковальчук честный, не хапуга и к людям справедливый.
С а м о с е е в. Справедливый? А к отцу твоему справедливый?
Р о м а н. Юля!
С а м о с е е в. А я, значит, несправедливый был, нехороший?
Р о м а н. Да и ты хорошая цаца. И к тебе без пол-литра нельзя было подступиться. Нечем похвалиться.
С а м о с е е в. Выходит, и тебе я не угодил? А? А вот в тюрьму тебя не я послал, а он — «справедливый». Он показал тебе, почем фунт лиха. Что, не так? Ну пусть она, она снюхалась с его сыном. А ты? Теперь всякий тебе глаза колоть будет: сидел, мол, судимый, арестант!
Р о м а н. А ну, замолчи! Не тревожь душу!
С а м о с е е в. А-а, печет? А кто виноват? Я бы ему за это черепок проломил. Я бы ему ни за что не простил.
Р о м а н. Молчи!
Ю л я
С а м о с е е в. За свекра заступаешься?
Р о м а н. Юля!
Ю л я. Идите вон!
Р о м а н. Уйди, Самосеев.
С а м о с е е в. Хорошо, уйду.
А к с и н ь я
Р о м а н. Вернулся. Ну, здорово, Аксинья!
М а л а н к а. Юля, ты собирайся. Пойдем!
Ю л я
Р о м а н
А к с и н ь я
Р о м а н
А к с и н ь я