Избранное

Смятенный тьмой кудрей твоих, с безумием знаком я стал,
Молвой ославлен, плох и лих во мнении людском я стал.

Но тайный смысл любви познав, стезею верности я шел:
Всю жизнь свою любви отдав, любовью сам иском я стал.

Со сворою твоих собак, отверженный, стал дружен я,
Меня презрели друг и враг — всем людям чужаком я стал.

Разлукой не сожжен дотла, я жизнь тебе отдать готов —
На пламень твоего чела стремиться мотыльком я стал.

Взгляни: судьба моя нища — безвестный, я прошел весь мир,
И, клад красы твоей ища, в пустынный дол влеком я стал.

Взгляни и милость мне яви: нырнув в пучину моих слез,
Жемчужиной в морях любви сверкать на дне морском я стал.

Ища от муки забытья, вдаль от любимой я бежал,
С Хафизом подружился я, и с ним страдать тайком я стал.

* * *

Живой родник — твои уста и слаще всех отрад,
Моим рыданьям не чета и Нил, и сам Евфрат.

О лукобровая, я грудь для стрел твоих открыл,—
И стрелы, не щадя ничуть, меня да поразят!

Ах, сокол сердца моего — в силке твоих кудрей,
И нет спасенья для него: он ими крепко сжат.

Медвяных уст твоих краса — как будто сам Иса:
Они свершают чудеса, едва заговорят.

Все сласти потеряли вкус и дешевы ценой:
Нектар твоих сладчайших уст — прекрасней всех услад.

И даже солнцу тяжело соперничать с тобой:
Твое зеркальное чело светлей его стократ.

И если для своих щедрот ты ищешь бедняка,
Вот он — Хафиз: бедняга ждет даяний и наград.

* * *

Твои уста — живой родник, они — любви исток,
И, словно Хызр, к нему приник твой мускусный пушок.

Все сласти, видно, неспроста к тебе приветно льнут:
Сладчайший мед — твои уста, и сладостен твой слог.

О диво сладкоустых чар! От щедрости своей
Ты поцелуй дервишу в дар дала бы хоть разок!

По сладкоречию с тобой средь тюрок равных нет:
С тобой никто из них — любой сравниться бы не смог.

Не шли мне стрел твоих обид и душу пощади,—
Стреляй мне в грудь,— она мой щит: я душу бы сберег.

Что ж о кудрях твоих я мнил писать в ночи разлук?
Увы, черней самих чернил в них каждый завиток!

Едва ты написал, Хафиз, про кольца тех кудрей,
На свитке жизни улеглись извивы дивных строк.

* * *