Избранное

Я онемел, глотнул воздуха. Я всегда теряюсь в таких случаях и не умею должным образом постоять за себя. Да и что мог я им возразить? Что все они посходили с ума из-за кита, тогда как я сохранил здравый ум? Что сейчас они повторяют мои слова и, точно дети, препираются со мной из-за того, кто сказал их раньше, а я как последний дурак поддерживаю этот спор. Нет! Нет! Зачем стараться! Тот, кто не постесняется, не дрогнет, бросая другому в глаза беззастенчивую и наглую ложь, всегда будет в выигрыше, ибо главным его орудием являются напор и убежденность, тогда как другая сторона предоставляет истине говорить самой за себя, а истина, хоть и не совершенно нема, все же не умеет кричать. Бесполезно убеждать! Нет ничего глупее, как внушать людям то, что им и без того известно, но что они не желают признать во всеуслышание. Они лишь посмеются надо мной и не подадут мне с берега руки, наблюдая, как я барахтаюсь в омуте, в который они же меня и столкнули.

Итак, все обстояло, как предсказал мне мой шеф. Вот за кого я боролся. Вот кого вздумал спасать. Стоило горячиться из-за этих отступников, лишенных чести и мужества, чтобы отстаивать свои взгляды, слишком суетных, чтобы признать свои заблуждения, слишком завистливых и злобных, чтобы отдать должное чужим заслугам. Кончено, я здесь не останусь! Подыщу себе другое место, переменю обстановку — с моей квалификацией, не сомневаюсь, я смогу устроиться. Так думал я, безответно сидя за своим столом.

Воцарилась неприятная тишина. Они чувствовали, что перегнули палку, и теперь испытывали неловкость. Вскоре один за другим они покинули комнату. Бедняги все еще не переболели китом — отсюда их резкость и нервозность. Но как бы то ни было, я не изменю своего решения подыскать себе другое место и более приятное окружение. А урок, который я получил, возможно, научит меня кое-чему, если только опыт что-нибудь да значит для таких натур, как я.

Между тем последний час кита еще не пробил! В газетах опять появилось сообщение о встрече жителей Ташмайдана с представителями местных властей, имевшей целью обсудить проблемы, возникшие в связи с «известными обстоятельствами». В некоторых газетах делались попытки свалить вину на чужие плечи. «Чем объясняются странные запахи на Ташмайдане?» — вопрошал один новоявленный журналист и сам же отвечал: «В них повинна неисправная канализация». В ходе полемики, разгоревшейся со службой городской ассенизации, было установлено, что все же следует признать наличие и других причин загрязнения воздуха, и рекомендовалось насадить вокруг Ташмайдана липы и эвкалипты. Однако и эти меры не в силах были задержать начавшийся процесс. Называя вещи своими именами, кит разлагался.

С того самого злосчастного дня своего посещения кита я туда больше не ходил. Боялся. Но между тем продолжал свой исследовательский поиск. Интересно, когда наконец обнаружится то, что мне давно было известно, и как это открытие отразится на лицах посетителей. Должен признаться, кит держался героически. Он сопротивлялся гораздо более стойко, чем можно было того ожидать от дохлой загнивающей рыбы в условиях теплой, солнечной погоды. Я уже начал терять всякое терпение (видимо, киту помогали холодные примочки изо льда и соли, которыми его обкладывали ночью), но лица людей ровным счетом ничего не выражали. И только крепкие духи, внезапно полюбившиеся Цане, были первым знаменательным признаком: она каждый день наведывалась к киту. Однажды мне случилось оказаться в потоке людей, направлявшихся на выставку, и, поравнявшись с красивой женщиной в черном манто, я почувствовал сильный запах духов. «А, вот и вторая!» — подумал я. Вслед за ней появилась и третья. В тот же вечер я завернул к знакомому парфюмеру, и он подтвердил мою догадку.

— Сам не понимаю, что творится! В средние века отдушкой спасались от чумы. В последнее время крепкие духи расходятся лучше, чем аспирин!