Я поблагодарил его за разъяснения и назавтра занял позицию возле одного из выходов с выставки — и что же? Покидая ее, женщины прятали в сумки флакончики с духами, а мужчины засовывали в карманы надушенные носовые платки. Говорят, тренировка обостряет чувства, потому-то, наверное, я одним из первых ощутил запах, вынесенный из-за ограды легким ветерком. Это был еще не смрад. Нет, приторный и пьянящий запах, близкий к аромату белых лилий, целого поля белых лилий или цветущего куста жасмина. Запах этот все крепчал; сладкий привкус вытеснял все другие оттенки и вскоре стал проникать за пределы выставки даже в тихий, безветренный день. Но теперь это уже были не лилии. Это был дурман, ядовитый, тошнотворный дурман, обитатель свалок, дурман, отпугивающий даже коз. Сторожа, обычно находившиеся на территории выставки, разом высыпали за ограду, на свежий воздух. Число посетителей резко сократилось, а прохожие, попадая в этот район, старались поскорее свернуть в боковую улицу. Окна соседних домов держали закрытыми, хотя раньше в них всегда глазели любопытные, а у меня появилась новая забава — загадывать, когда на таком-то перекрестке или улице встретит меня тлетворное зловоние кита. Мое обоняние до того изощрилось, что с помощью его мне удалось вычислить скорость распространения запаха по городу, которая увеличивалась в геометрической прогрессии. И вот в один прекрасный день я скатал половичок и заложил его между рамами, а окна заклеил бумагой, как делают в России в суровые морозные зимы.
— Побойтесь бога! — воскликнула хозяйка. — Что это вы весной испугались сквозняков?
— Завтра сами увидите, — сухо отрезал я.
Я не ошибся. Утром наша улица была уже отравлена миазмами.
И хотя в газетах до сих пор об этом прямо еще не писали, весь город знал, что кит разлагается. В кварталах, задушенных смрадом, люди в открытую ругались; в троллейбусах, в этих закупоренных коробках, где в обстановке толчеи и давки возникает особая атмосфера интимности, народ не стеснялся в выражениях. Как-то мне пришлось оказаться в троллейбусе рядом с гражданином, от которого разило алкоголем. И тут одна девчонка, этакая язва, из наших белградских стриженых и размалеванных пигалиц, громко сказала своей подружке, что качалась, ухватившись за то же кольцо:
— Ну и накитился же дядечка!
Так я впервые услышал это новое словообразование. Позднее мне все чаще приходилось слышать отождествление кита с тяжелым духом, вошедшее в пословицы и поговорки: «Несет, как от кита!», «Разит китом», «Китовая угодница», — отзывались о чересчур надушенных особах.
Люди, как всегда, острили по поводу того, что еще было запретным, ибо шутливая форма, словно облатка пилюлю, подслащает горькую истину и оставляет лазейку для отступления: ведь это я, дескать, только так, пошутил!
Между тем никто не мог уже скрыть гримасы отвращения, носы без утайки затыкали платками, губы поневоле плотнее смыкались, на лицах появилось выражение брезгливости. Напряженно суженные ноздри задерживали приток густого смрада в легкие. На улицах, на рынке, в парикмахерских нередко можно было слышать:
— И не удивительно, что так несет! Человеческое… (далее следовало нецензурное слово) и то на всю улицу воняет, а уж семьдесят тонн китового… (снова следовала непристойность) и подавно отравят весь город.
Но все это зрело подспудно и официально не было предано гласности, пока однажды вечерние газеты во всеуслышание не заявили об этом.
Как-то под вечер, что-то часов около шести, запаздывая против обыкновения, по городу разбежались продавцы газет. Словно картечью шарахнули из пушки — рассыпались газетчики по улицам, оглашая их неистовыми криками и развивая такую бешеную скорость, что им было положительно невозможно останавливаться, чтобы продавать свой товар. Выводя горлом всевозможные рулады, они орали:
— Вот дела-то! Вот дела-то! Миллионная растрата! Миллионная растрата! Двадцать граждан уже взято! Пахнет крупным воровством! А дирекция с душком! Кит гниет, дирекция крадет!
Ловкачи, сумевшие выхватить газету из рук продавцов, раскрывали ее тут же, посреди улицы, и вмиг собирали вокруг себя кольцо любопытных, жаждущих узнать подробности.
Итак, бомба разорвалась. В плотине пробили брешь, и, хлынув в пробоину, смертоносный водоворот увлек за собой первые жертвы. В коротком газетном сообщении публиковали: