Читаем Избранное полностью

О Судьба, предшественница богов,Предвозвестье преддверья творенья,Ты нагота праначала, бестрепетность формы,Всепроникающей и холодной.Ты творенье и вместе творец,Событье и вместе знание и толкованье,Проникает твоя нагота человека и бога,О повелительница всего сотворенного.Ты повелела и бог отделилсяОт небытия и стал отцом,Из немоты вызывая имена света,Из вековечного лона праматери Ночи,Неразличимому даруя имя,Бесформенному давая облик.Речь обрела немота, и сферы в гуле предвечномСлово твое поют.Но во снах, о Судьба, ты снова все отменяешь,Вспять, к наготе, к Немоте, и облик и речь возвращая,Все в своей наготе безжалостно ты сокрываешь,И, опускаясь кристальной снежинкой, в сиянии таетБог под пустынными сводами сна.

Недвижно сияя, внимали своды сна немой этой речи, немо их отражая, унося их к последнему свету, где нет эха, и казалось, она сама — лишь эхо сиянья. И он продолжил:

Все пропитала ты сном, о Судьба, и хладный сон ты сама,Сон нам являет тебя и волей твоею являетВсю беспредельность Былого, покоящего реальность;Волей твоей он сосуд творенья, и ты в нем закон,И над вами не властно время — ни Прежде, ни После,—Ибо ты — реальность сама.О Судьба, о парящий поток, о предвечная форма,О поток многоструйный и сутью чреватый — средь молнийГрозно-безмолвного всеединства, меж ночью и светомТворенья, призванного тобою к творению; ты же,В круговороте потоков паря над миром,Облик один меняешь на облик другой; ты к светуХочешь свой ток устремить — а сумеешь? — но там,Где забрезжит цель средь разлива твоих потоков,Где поток подчинится потоку — лишь там воцарится покой,Там возникнут и вещь и имя, истинные по-земному,Призванные к единству, дабы тебя отражать,—Напечатленье Судьбы на праформе сущего,На праформе истины.Форма из формы рождаются в снах, сплетаясь и ширясь,В снах моих ты — это Я и мое познанье,Вместе со мною ты рождена нерожденный ангел,Случаю неподвластный, — мерцающее воплощеньеРоста, познавшего смысл, и закон, и порядок,—Образ меня самого, знанье мое.О Судьба, неподвластная воле богов, уничтожившая богов,О бесконечность сущего, я сам с тобой бесконечен —Смертный, во сне дерзнувший богов уничтожить,—Ибо, свершаясь в тебе, в сиянье твоем исчезая,Сам я, детством объятый, — обитель богов.
Перейти на страницу:

Все книги серии Мастера современной прозы

Похожие книги

Адриан Моул и оружие массового поражения
Адриан Моул и оружие массового поражения

Адриан Моул возвращается! Фаны знаменитого недотепы по всему миру ликуют – Сью Таунсенд решилась-таки написать еще одну книгу "Дневников Адриана Моула".Адриану уже 34, он вполне взрослый и солидный человек, отец двух детей и владелец пентхауса в модном районе на берегу канала. Но жизнь его по-прежнему полна невыносимых мук. Новенький пентхаус не радует, поскольку в карманах Адриана зияет огромная брешь, пробитая кредитом. За дверью квартиры подкарауливает семейство лебедей с явным намерением откусить Адриану руку. А по городу рыскает кошмарное создание по имени Маргаритка с одной-единственной целью – надеть на палец Адриана обручальное кольцо. Не радует Адриана и общественная жизнь. Его кумир Тони Блэр на пару с приятелем Бушем развязал войну в Ираке, а Адриан так хотел понежиться на ласковом ближневосточном солнышке. Адриан и в новой книге – все тот же романтик, тоскующий по лучшему, совершенному миру, а Сью Таунсенд остается самым душевным и ироничным писателем в современной английской литературе. Можно с абсолютной уверенностью говорить, что Адриан Моул – самый успешный комический герой последней четверти века, и что самое поразительное – свой пьедестал он не собирается никому уступать.

Сьюзан Таунсенд , Сью Таунсенд

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее / Современная проза
Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее