Избранное

И долго его не было. Не меньше часа.

— Кофе, понимаете ль, усадил пить, угощал, — рассказывал он, когда снова все вместе, вчетвером, очутились они на улице. — А телефоны на столе — зззы-ы… зззы-ы… Ну словечка не дают нам вымолвить: все звонят, всем нужно! А мне тоже нужно… Приезжай, говорит мне, на дачу. В субботу. Нет, я говорю, до субботы далеко, парень от тоски умрет. Он мне: какой парень? Такой, говорю, моего друга сын, комсомолец, шофер, как я. Смена наша!

Ираклий засмеялся, на ходу подтолкнул Георгия локтем: вот, мол, мы какие! Довольный собой, закончил:

— Разъяснил я, что да как, а он руками разводит. Это ж, говорит, мелкий кадровый вопрос, я этим не занимаюсь, не тот уровень, это ж, говорит, кому-нибудь даже смешным покажется, если я стану заниматься такими вопросами… Ладно, говорит, из уважения к твоему старому другу позвоню я одному человеку — поезжайте вы к нему, и он все сделает. Поехали, друзья!

— Ираклий, — прочувственно начал Варлам, — Ираклий…

— Хорошо, хорошо, — отмахнулся Ираклий, будто наперед зная, что Варлам сказать должен. — Куй железо, пока горячо! Он уже теперь позвонил, а тот, не дай бог, уйдет куда-нибудь. Поспешим!

Как на заказ, вывернулась из переулка бежевая «Волга» с зеленым огоньком — остановили ее, втиснулись, помчались…

Вылезали из «Волги» — Варлам наставительно сказал внуку:

— Станешь, сынок, таксистом, этих, отныне родных тебе, людей всю жизнь бесплатно будешь возить. Запомни!

— Ай, бабуа, зачем об этом… не маленький же я, — пробормотал, краснея, Анзор.

— Не пугай мальчика, — произнес, улыбаясь, Георгий. — Мы из тех, у кого всегда есть чем заплатить.

— Попробует он, щенок, только взять с вас деньги!

— Бабуа…

— Молчу… а ты не обижайся. На обиженных воду возят! Это я тебе говорю…

— Консультант по воде, — как бы походя обронил Анзор, лукаво блеснув глазами.

— О! — Варлам даже остановился. — Ты слышишь, Георгий? Он еще не поступил на таксиста, а уже издевается над нами, старыми людьми…

— Таксист должен быть с языком, — высказался Георгий.

— Он будет много женщин возить, — вставил Ираклий. — Но хватит болтать. Мы болтаем, а вот вывеска. То самое учреждение. Кто со мной? Ты, Георгий! Поправь рубашку… Вот тебе платок — лицо утри. Зря костюмы не надели.

— Жарко же.

— Зато прилично было б!

В длинном и гулком, как туннель, коридоре отыскали по табличке нужный им кабинет, постучали. За столом сидел пожилой человек с таким измученным лицом, с такими усталыми глазами, что было даже как-то неловко его беспокоить, что-то просить… Но хозяин кабинета, поняв из их сбивчивых слов, зачем и  о т  к о г о  они пришли, оживился, каждому протянул, не вставая, потную вялую руку, сам тоже начал сбивчиво говорить: как он рад быть полезным… просьба Тенгиза Вахтанговича для него закон… он уже звонил в таксопарк, справлялся… но начальник там в отпуске… не могли бы обождать недели две, когда он вернется?.. Жаль, было бы проще все… но тогда придется обратиться в таксопарке к другому работнику… он исполняет обязанности… предупрежден уже… ступайте к нему… сошлитесь на меня… и там, на месте, обо всем договоритесь… дело, разумеется, не из легких, но ведь нет правил без исключений, правда? В таксопарке вас поймут!

Хозяин кабинета, сорвав с настольного календаря листок, написал на нем имя и фамилию того, к кому следует обратиться. Повторил:

— На месте обо всем договоритесь.

Прощаясь, снова протянул свою влажную, с слипшимися пальцами руку; улыбка на желтом лице была как приклеенная — совсем чужая для этого лица улыбка.

Когда выбрались из сумрака коридора на улицу к поджидавшим их Варламу и Анзору, Георгий, шумно отдуваясь, спросил:

— Чего это он, как попугай: договоритесь… договоритесь… а?

— Значит, положено так.

— Или не получается? — встревоженно смотрел на них Варлам.

— Все получается, — отозвался Ираклий. — Осталось последнюю крепость приступом взять. Вперед!

Такси поймать не удалось — на автобусе поехали; трясло автобус на крутых, ползущих в гору и вымощенных камнем улочках… Георгий вдруг почувствовал, что очень утомился — ноги ныли, в затылке накапливалась тяжесть. Взглянув на Анзора, на его по-молодому свежее и ясное лицо, тугую сильную шею, он внезапно подумал, что, был бы сам он сейчас таким, в двадцать с небольшим лет, никакими пряниками не зазвали б его в город, жил бы в селе, каждое утро ходил бы босым на виноградник, стриг овец, сбивал бы сыр, и была б у него деревянная кровать во дворе, под легким навесом… Что́ мы все нетерпеливо ищем в молодости — и то ли находим? Лучше ли вот это найденное, чем то, что могли иметь там, откуда начинали свои поиски, где все для тебя и все твое?

— Не спи, — толкнул его в бок Ираклий, — Высаживаемся. — И уже на мостовой обругал водителя автобуса: — Ему на ассенизаторской бочке верхом ездить или злодеев возить. Он тормозит, а ты чуть из штанов не вылетаешь!

— Без способностей человек, — согласился Георгий. — Когда его мама рожала, чем-то недовольна была. Такой вот недоделанный…

— Ты, сынок, сядешь на такси — не калечь так людей, — сказал Варлам внуку.