Избранное

Ну а если я решусь принести себя в жертву, не зная, во имя чего, могу ли я быть уверенным, что она кому-то не принесет вреда? Я помог спасти Рамиза и погубил Авдию.

Значит, отказаться от всякого действия, предоставить миру плыть по течению, раз я все равно не в состоянии ничего изменить?

Все доводы говорят, что это самое разумное, лишь одно лишает меня покоя: совесть. И сам не пойму, откуда она во мне и зачем, жить мешает, а избавиться от нее не могу.

Брось меня, говорю я своей непрошеной совести, на что тебе такой слабак! А она притаилась себе в каком-то уголке, иной раз словно бы дремлет, иной раз бдит, но расставаться со мной не желает. Ты смешна, говорю, ведь пользы от тебя никакой! Ненужный придаток, которому я не могу радоваться. Удовлетворения от того, что ты избрала именно меня, я не испытываю, и рождаешь ты во мне не благородные порывы, а ущербность. Тебе бы найти человека сильного, могучего, неустрашимого и в то же время честного! Я ли виноват, что такого нет? Укрылась во мне, как сиротка, и молчишь, как сиротка, ничего не просишь, ни на что не подбиваешь, во всем полагаешься на меня, и, пока я о тебе не помню, все хорошо, но, чуть вспомню, готов со стыда сквозь землю провалиться. Почему, не понимаю, ничем вроде я тебе не обязан. Я даже не знаю, что ты такое, тебя нельзя увидеть, пощупать — безмолвный страж, который и не пытается взывать к доводам разума, невидимый указатель невидимого пути, сердце само должно отыскать его. Как отыскать этот путь и как не пасть духом, встав на него? Ты безрассудна, чужой горький опыт тебе не указ, опасность ты презираешь, толкаешь на рискованные тропки и считаешь это не подвигом, а долгом. Долгом перед кем? И почему это мой долг? Найди более подходящего человека, со мной только зря время потеряешь.

А она молчит себе, ждет своего часа. Часа моего вдохновения или безрассудства. Могла бы и не ждать, все меньше у нее надежд чего-нибудь дождаться.

Махмуд вышел из нужника, прервав мой разговор с совестью, заказал еще стопку ракии, чтоб утишить резь в желудке, и сказал, что там, прошу прощения, он думал обо мне и пришел к выводу, что я прав. В самом деле, бояться не стоит, смысла нет. Конечно, нелегкое дело — не бояться, но и бояться нет смысла. Вся жизнь пройдет в страхе, а это все равно что и не жить. Но и заноситься не след, лучше поговорить с Шехагой, попросить его избавить нас от Авдаги.

Я ответил, что он выбрал подходящее место, чтоб поразмыслить обо мне, и зря времени не терял, здорово все придумал, жаль только, Шехаги сейчас нет, придется подождать. Если Авдага согласится подождать. Честь и слава храбрости, но без нее спокойнее. Хорошо, когда можешь ни перед кем не дрожать, однако еще лучше, когда и не надо дрожать. Геройство длится мгновенье, а страх — всю жизнь, и разумнее позаботиться о всей жизни, чем об одном мгновенье. Лучше преувеличить опасность, чтоб потом не убиваться и не каяться.

Я молол всякую чепуху, не заботясь о смысле, сейчас это было неважно, Махмуд слушал меня с восхищением и, успокоенный, пошел было в лабаз. Но вдруг вспомнил, что меня спрашивал Молла Ибрагим. И кроме того, сказал, что арестована женщина, у которой жил Рамиз. Тут я убедился, что собственные его страдания утихли и он уже в состоянии подумать обо мне.

Весть об аресте незнакомой мне женщины сразила меня наповал. И в этой трагедии виноват я.

Теперь у меня было уже две причины идти к Молле Ибрагиму: во-первых, я ему был нужен, во-вторых, он мне был нужен.

Я хотел спросить его, нельзя ли что-нибудь сделать для арестованной женщины. Даже не зная о ее существовании, я навлек на нее беду. Возможно, она не избежала бы ареста, если бы побег Рамиза и не состоялся, но такое предположение чересчур зыбко, чтоб освободить меня от чувства вины. Я не преувеличивал свою вину: это все равно, как если бы я стоял на горе и камень, стронутый моей ногой, угодил в кого-то у подножья. Сознательной и непосредственной моей вины нет, и я не знал и не видел пострадавшего, но камень стронул с места я. И вот теперь мне хочется помочь, и я думаю об удивительном устройстве нашего мира, при котором часто, делая доброе дело, невольно делаешь и злое. А чего стоит доброе дело, если оно не может обойтись без злого?

Я думаю не о цели, а о человеке, поэтому я и не уверен в каждом своем шаге.

Конечно, Молла Ибрагим отвергнет разговор о женщине, но я упрямый. И потом, не мешает лишний раз убедиться, что даже у порядочных людей не так уж сильно желание помочь другому. Иногда полезно узнать, что есть люди хуже тебя. Для моей совести это не оправдание, она сочтет этот довод нечестным и постарается напомнить мне, что каждый отвечает перед самим собой, и все же это какое-никакое утешение, пусть и мимолетное.

Моллу Ибрагима я застал в писарской и с ходу объявил, что пришел поговорить с ним об арестованной женщине. Я произнес это шепотом, чтоб другие не слышали, что я прошу за нее, а хотелось мне сказать громко, чтоб люди слышали, как он откажется помочь.