Избранное

Теперь я могу признаться, что в те времена совершенно не знал жизни. Мои родители были слишком строги. Правда, я читал кое-какие книги и увлекался «Кентерберийскими рассказами» Чосера. Так вот, я стоял и наблюдал, как девчушка пытается усадить тряпичную куклу на ручку двери, и все мои сомнения насчет меня самого и унитарианской церкви разом исчезли. Передо мной наяву кентерберийские истории! Я едва помню, как очутился в баре, но я все-таки вошел туда. И выпил с матросом две полпинты пива. И конечно, услышал от матроса истории, напоминавшие «Кентерберийские рассказы». И он называл меня «приятелем». А его дочурка показала мне свою куклу. Куклу звали Шалтай-Болтай, и ее можно было чистить в химической чистке.

Да, все это случилось давным-давно. Та девочка уже взрослая, и мыслит она гораздо независимей, чем я. Вот только что она заглянула мне через плечо и сказала: «Ну ты, дурачина, зачем же обо всем этом писать?»

Хорошо, что я не женился на Мейбл Теттеринг, а ведь она так искусно играла в гляделки на той единственной вечеринке унитариев, на которую я успел сходить.

Кусок мыла

Она уже умерла — та женщина, что когда-то встречала меня у двери на кухню, зажав в руке кусок простого мыла. В те времена я работал разносчиком молока. Эта женщина задолжала фирме, на которую я работал; каждую субботу она должна была отдавать мне деньги за молоко, купленное на неделе, и в придачу часть долга. Так вот, я вообще ничего от нее не получал. И все из-за этого куска мыла.

Никогда не забуду те субботние утра. У этой женщины было против меня два козыря. Она всегда стояла на верхней ступеньке лестницы, а я — на нижней, и она всегда выходила ко мне с куском простого мыла. Обычно мы спорили. Поначалу я был тверд. Мой заработок зависел от того, сколько денег я получу со своих клиентов. А с этой женщины я ни разу не получил ни гроша. Чем дольше я спорил, тем крепче женщина стискивала в руках кусок мыла, и руки ее — только что вынутые из лохани с водой — были морщинисты и бескровны. Глаза мои впивались в ее пальцы, потом в мыло, и вскоре я уже не в силах был смотреть этой женщине в глаза. Я начинал что-то бормотать себе под нос и плелся прочь.

Нередко я задумывался: а знает ли эта женщина о той власти, которую имеет надо мной кусок простого мыла, и так ли успешно, как меня, обезоруживает она им других разносчиков. Я был почти уверен, что знает. Иногда я встречал эту женщину на улице — в те часы, что не работал. О том, что она узнавала меня, я догадывался лишь по твердому, пристальному взгляду ее колючих глаз.

И еще, проходя мимо меня, она вечно засовывала руку в свою сумку, и у меня всякий раз возникала странная уверенность, что в сумке у нее кусок мыла. Это был ее талисман, способный творить чудеса, способный очерчивать вокруг нее круг, в который самым отчаянным мерзостям жизни вовек не проникнуть.

Так вот, эта женщина умерла. И если она попала в царство небесное, неужто она отправилась туда, крепко сжимая в руке кусок простого мыла? Не знаю даже, верю ли я в царство небесное и в бога, но если бог — натура сердечная, то не сомневаюсь, что при виде этого куска мыла ему стало стыдно.

Зубная боль

Он вперился во тьму, но ничего не увидел. И не услышал ни звука. И все же он понял: разбудили его жесткая постель и зубная боль.

— Ба,— позвал он.— Ба.

Ни звука, и вокруг лишь тьма.

— Ба,— повторил он.— Ба.

И заплакал.

Потом он услышал бабушкины шаги, но все равно продолжал плакать. А потом бабушка подошла к нему со свечой в руке, и он зажмурил глаза и сказал ей, что у него болит зуб.

Бабушка взяла его на руки, и понесла, и положила к себе в постель. Он перестал плакать и увидел, как она достает жестяную коробочку с порошком и кладет ее на стул возле кровати. Старушка с редкими космами волос, большая, толстая, в белой ночной рубашке.

Снова заболел зуб, и мальчик заплакал: бабушка потушила свечу, легла рядом с ним, и кровать под ней заходила ходуном. И тут он почувствовал, как бабушка сунула ему в рот палец и втерла порошок в дырку зуба. Он ощутил во рту какой-то привкус, и боль вдруг стихла.

Бабушка была большая, толстая и теплая. Она обняла его, и он уткнулся лицом в ее мягкое тело. От бабушки чем-то пахло, но ему нравился этот запах и через минуту-другую он уснул.

Хороший мальчик

Я никогда не хотел быть хорошим мальчиком. Теперь я попал в беду, я знаю, но неужто никто так меня и не поймет? Мать без конца твердила: «Слушайся меня, и будешь хорошим мальчиком». Но как признаться ей, что я не хочу быть хорошим мальчиком?