Ярче всего это проявляется в обычае, соблюдаемом в случае смерти. Умирающего человека окружают и обкладывают ценными предметами, которые все его родственники и свойственники приносят по этому случаю как бы взаймы, а потом забирают их, когда уже все кончено, тогда как на теле умершего в течение какого-то времени остаются лишь его собственные ваигу’а
(см. снимок LXV). Приводятся разные рационализированные версии и оправдания этого обычая. Так, говорят, что это дар для Топилета – стража мира теней, или что они должны быть взяты в своей духовной форме, чтобы обеспечить высокое социальное положение в Тума, или же что просто они выкладываются для того, чтобы скрасить последние минуты жизни человека. Все эти представления несомненно существуют, и они совместимы с лежащим в их основании эмоциональным отношением, убеждением в утешительном действии драгоценностей. Они прикладываются к умирающему в качестве чего-то полного добра, чего-то производящего приятные ощущения, чего-то одновременно и утешающего, и укрепляющего. Их кладут ему на лоб, на грудь, ими натирают живот и ребра, их вешают у него перед носом. Я часто видел аборигенов за этим занятием, фактически наблюдал, как они это делают часами, и думаю, что в основании всего этого лежит сложная эмоциональная и умственная установка – желание вдохнуть жизнь и в то же время подготовить к смерти; помочь человеку мужественно встретить смерть и оснастить его для иного мира; но, самое главное, глубокое ощущение того, что ваигу’а несут наивысшее утешение и радость, что окружить ими человека – даже и в самый недобрый миг – значит сделать смерть не такой злой. Эта же установка, вероятно, лежит в основании обычая, который предписывает братьям вдовы дать ваигу’а братьям умершего, причем те же ваигу’а возвращаются в тот же день обратно. Однако это продолжается достаточно долго для того, чтобы утешить тех, кто, согласно воззрениям туземцев на родственные связи – более всего огорчен смертью.Во всем этом выражается та же установка: чрезвычайная ценность, придаваемая концентрированному богатству; серьезное и почтительное отношение к нему, убеждение в том и ощущение того, что в нем заключено высшее благо. Аборигены ценят ваигу’а
совершенно не так, как мы ценим свое богатство. Библейский символ золотого тельца был бы гораздо более приложим к их отношению, нежели к нашему, хотя было бы не вполне правильно сказать, что они «поклоняются ваигу’а», поскольку они вообще ничему не поклоняются. Ваигу’а можно было бы назвать, пожалуй, «предметами культа» в том смысле, в каком это выражено фактами кула, и приведенными данными – то есть в той мере, в какой с ними ритуально обращаются в некоторых наиболее важных актах туземной жизни.Таким образом, в нескольких аспектах кула
предстает как новый вид явления, находящегося в пограничной сфере между коммерческим и церемониальным, как сложное и интересное отношение. Однако, хотя это и новое явление, его не назовешь уникальным, поскольку мы вряд ли можем вообразить, социальное явление такого масштаба и, очевидно, столь глубоко связанное с фундаментальными пластами человеческой природы, было бы лишь капризом и причудой имеющим место только в какой-то изолированной точке на земном шаре. Коль скоро мы открыли этот этнографический факт нового типа, можно надеяться, что подобные или родственные факты можно найти где-то еще, поскольку в истории нашей науки имеется много таких случаев, когда после открытия явления нового типа, после теоретического рассмотрения, обсуждения и анализа его затем обнаруживали во всем мире. Табу, будучи полинезийским термином и полинезийским обычаем, послужило прототипом и эпонимом подобных правил, открытых как среди диких и варварских, так и среди цивилизованных рас. Тотемизм, обнаруженный вначале у одного из племен североамериканских индейцев и ставший общеизвестным благодаря работе Фрэзера, позже был столь широко и полно документирован и в других местах, что этот историк, переписывая свою раннюю небольшую книжку, смог наполнить этими материалами четыре тома. Понятие «мана», открытое в маленьком меланезийском сообществе, доказало благодаря работам Юбера (Hubert), Мосса (Mauss), Маретта (Marett) и других свою фундаментальную значимость, и уже нет сомнения, что мана – называемая или не называемая так – существует и играет большую роль в магических верованиях и обрядах всех аборигенов. Это – классические и самые известные примеры, и при необходимости их можно было бы дополнить и другими. Явления типа «тотем», «мана» или «табу» можно найти на всех интересующих этнографа территориях, так как каждое из этих понятий является синонимом фундаментального отношения дикаря к действительности.