Избранное. Аргонавты западной части Тихого океана

В предыдущих главах я несколько раз вдавался в довольно подробные размышления, чтобы подвергнуть критике то представление об экономической природе первобытного человека, которое еще существует как в нашем мышлении, так и в некоторых учебниках – это концепция о том рациональном существе, у которого нет иных желаний, кроме удовлетворения своих простейших потребностей и которое удовлетворяет их в соответствии с экономическим принципом наименьшего усилия. Этот экономический человек всегда точно знает, в чем заключены его материальные интересы и прямолинейно к ним стремится. В основании так называемой материалистической концепции истории лежит в чем-то аналогичная идея такого человеческого существа, которое во всех своих намерениях и устремлениях не думает ни о чем, кроме материальной выгоды чисто утилитарного типа. Теперь же я надеюсь, что, каким бы ни был смысл кула для этнологии и общей науки о культуре, значение кула будет состоять в том, что она станет инструментом для борьбы с такими грубыми рационалистическими концепциями первобытного человечества и побудит как теоретиков, так и наблюдателей к углублению анализа экономических фактов. Действительно, кула показывает нам, что вся концепция стоимости в первобытном мире: ошибочная привычка называть все ценные предметы «деньгами» или «монетой»; расхожие взгляды на торговлю и собственность в первобытном обществе – все это должно быть пересмотрено в свете нашего института.

В начале этой книги, во введении, я обещал читателю, что он получит живое впечатление о событиях, что позволит ему увидеть их такими, какими их видят туземцы, в то же время не упуская ни на минуту из виду тот метод, с помощью которого я получил мои данные. Насколько это возможно, я старался представлять все в виде конкретных фактов, позволяя аборигенам говорить от своего имени, проводить обменные операции, совершать свои сделки и другие действия перед умственным взором читателя. Я старался снабдить мой рассказ фактами и деталями, оснастить его документами, цифрами и действительно происходившими случаями. Однако в то же время, я убежден, о чем говорил не раз, что реально важны не сами по себе детали или факты, но то научное применение, которое мы им найдем. Таким образом, детали и формальности кула обретают смысл лишь в той мере, в какой они выражают основные установки сознания аборигенов, тем самым расширяя наше познание и углубляя наше понимание человеческой природы.

Что действительно меня интересует в исследовании туземца, это его взгляд на вещи, Weltanschauung[105], аромат жизни и действительности, которым он дышит и в которой он живет. Каждая культура наделяет своих членов определенным мировоззрением, придает их жизни свою пикантность. Путешествующим по человеческой истории и по поверхности земли представляется возможность увидеть жизнь и мир с разных точек зрения, свойственных каждой культуре. Именно это всегда больше всего меня очаровывало и переполняло подлинным желанием проникнуть в другие культуры, понять другие типы жизни.

Остановиться на миг перед необычным и странным фактом, услаждаться им, созерцать его внешнюю странность, смотреть на него как на курьез и помещать его в музей своей памяти или в хранилище историй – такое отношение всегда было мне чуждо и меня отталкивало. Есть люди, которые неспособны постичь внутренний смысл и реальность того, что в иной культуре с виду кажется странным, на первый взгляд непонятным. Такие люди не рождены этнологами.

Именно любовь к окончательному синтезу, достигаемому посредством усвоения и понимания всего того, что составляет содержание любой культуры, а еще более – любовь к разнообразию и независимости различных культур – вот чем поверяется пригодность исследователя, его способности служить Науке о Человеке.

Однако есть и нечто более глубокое и важное, чем любовь к смакованию разнообразия образов жизни – это желание обратить такое знание в мудрость. И хотя иногда нам, может, и удается на какое-то мгновение проникнуть в душу дикаря и посмотреть его глазами на окружающий мир, самим почувствовав то, что должен чувствовать он, будучи тем, кто он есть, но все же конечной целью будет обогащение и углубление собственного мировидения, понимания нашей собственной природы, чтобы сделать ее красивей, разумней и художественней. Постигая суть мировоззрения других, относясь к нему с почтением и подлинным пониманием, даже если это мировоззрение дикаря, – мы не можем не расширить наше собственное понимание мира. Мы, возможно, никогда не придем к сократовой мудрости в познании самих себя, если не выйдем за тесные рамки обычаев, верований и предрассудков, с которыми рождается каждый человек. Ничто не может лучше научить нас тому, что является крайне важным, чем такая позиция, которая позволяет нам рассматривать верования и ценности другого человека с его точки зрения.