Избранное. Аргонавты западной части Тихого океана

Я позволю себе привести выдержки из речи Р. Фёрса. Малиновский, говорил он, «не только читал обычные лекции, хотя умел прекрасно пользоваться своим красноречием в официальной обстановке, его излюбленной формой обучения был семинар, неформальная дискуссионная группа, когда кто-либо из ее участников читал свой реферат. Склоненный над своими заметками, низко опустив над столом голову или поглубже усевшись в большое кресло, он ничего не пропускал, ничто не проходило мимо его внимания – каждое неточное выражение, путаница в мыслях, тонкость. Брошенным вскользь вопросом, ироничным замечанием или блестящей остротой он обнажал ошибки, обнаруживал ложность рассуждения, добивался понимания или давал собственное, оригинальное объяснение того, что было сказано. Закрывая дискуссию, после того, как в ней уже выступили участники семинара, он подытоживал все высказанные идеи, поднимая их на более высокий теоретический уровень и открывая более широкую перспективу, связывая их с другими проблемами. Он был конструктивен. Одним из его дарований было умение реконструировать высказывания участников так, чтобы выявить в них все ценное и показать их вклад в дискуссию. Это давало каждому из участников семинара ощущение, что, как бы беспомощны и несовершенны ни были их высказывания, Малиновский схватывал скрытые в них идеи и придавал им правильное значение – часто более полное, чем оно было в действительности. Он хорошо умел вдохновлять людей своими выступлениями. Он редко ссылался на какой-то общий принцип или уже установленные законы; скорее он говорил как искатель знания, как коллега или сотоварищ, приглашая своих учеников сотрудничать в решении общей проблемы. Он любил спрашивать: «В чем действительная проблема?». А проблему он всегда видел не в форме отвлеченных академических утверждений или теорий, но всегда как нечто такое, что возникает в поведении обычных людей… Социальная антропология для Малиновского была не только изучением «дикаря», но практикой исследования, благодаря которой лучшее понимание примитивного человека дает нам возможность лучше понять самих себя»[111].

И почти во всех выступлениях на этой сессии, а также в некрологах, которые появились в специальных этнологических журналах, постоянно повторялась мысль о том, что Малиновский, скончавшийся на 58-м году жизни, ушел преждевременно, в расцвете творческих сил, не сказав своего последнего слова в науке, оставив множество неоконченных рукописей на рабочем столе, ушел как раз перед концом войны, когда мир остро нуждался в мудрых советах, чтобы построить новый справедливый, опирающийся на науку, порядок[112].

Более глубокая и спокойная, учитывающая историческую перспективу, оценка наследия Малиновского, прежде всего в области антропологических наук, пришла позже. Она была сделана в специальной работе, посвященной Малиновскому, «Man and Culture, an Evaluation of the Work of Bronislaw Malinowski» (L., 1957). Эта книга, подготовленная его учениками, была издана под редакцией Рэймонда Фёрса, преемника Малиновского на кафедре социальной антропологии Лондонского университета (Школа экономики). Книга должна была появиться к десятой годовщине со дня смерти Малиновского, но вышла несколькими годами позднее. В ней опубликованы исследования его учеников, тогда уже ведущих британских антропологов, и американского социолога Т. Парсонса, по предметам и проблемам, входившим в сферу основных интересов Малиновского, в которой его вклад был особенно значим. Здесь был дан анализ концепции культуры Малиновского (A. I. Richards), его теории семьи и родства (M. Fortes), примитивной экономики (R. Firth), закона (I. Schaper), религии и магии (S. Nadel), теории этнографического языка (J. R. Firth), концепции изменения культуры (L. Mair), теории потребностей (R. Piddington), отношения Малиновского к теории социальных систем (T. Parsons), его вклада в теорию и метод полевых исследований (Ph. Kaberry) и др. Кроме того, в книге дана полная биографическая документация (R. Firth) и подробный перечень работ Малиновского, а также тех работ, которые так или иначе были связаны с его личностью. Широкий диапазон тем позволил одному из американских рецензентов назвать эту работу неофициальной историей современной антропологии, сосредоточенной вокруг фигуры, которая с 30-х годов определяла собой мировой уровень этой науки.