Грильпарцер создал всего четыре исторические драмы — это названный «Оттокар», следующая драма (седьмая) — «Верный слуга своего господина» (1828) и две трагедии, законченные после 1848 года и опубликованные посмертно — «Либусса» и «Братская рознь в доме Габсбургов», — если не считать упоминавшейся, тоже посмертно опубликованной драмы «Еврейка из Толедо», где все историческое — не более чем рамка для психологического эскиза действия.
У всех этих трагедий есть ряд общих жанровых особенностей.
Во-первых, — это «политические» драмы: в них речь идет каждый раз о судьбах государства в критический период его истории.
Во-вторых, — это монархические драмы, поскольку в них речь идет об утверждении и прославлении того иерархического социального устройства, символом которого является монарх, такой иерархии, которая является, по своей сути, аллегорией космического миропорядка.
В-третьих, эти трагедии — патриотические и, можно сказать, австрийские. Действие их не случайно происходит в разных частях австрийского государства, в Австрии, Богемии, Венгрии. Идейное и. художественное значение исторических драм Грильпарцера ничуть, не умаляется от того, что Грильпарцер прославляет в них дом Габсбургов — как реальное средоточие иерархического строения общества и всего бытия[8]
. Неудивительно и другое — что драмы Грильпарцера в этом отношении не были вполне, по достоинству оценены царствующим австрийским домом. Слишком очевидно, что Грильпарцеру важны не лица, а идея, не совершенство людей, а совершенство принципа миропорядка. Дом Габсбургов ценил не принципиальность, но прямое выражение чувств верноподданного. Австрийский император Франц I спас грильпарцеровского «Оттокара» от своей же собственной, меттерниховской цензуры, но сделал все возможное, чтобы грильпарцеровский «Верный слуга» сошел со сцены и был забыт.В первой из этих драм чешский король Оттокар поднимается и опускается по ступеням типичной барочной пирамиды, наказанный судьбою за свое честолюбие. Но вот на первый план выходит император Рудольф и вместе с ним идеальный план действия. Рудольф идеальное олицетворение принципа иерархии (III, 69):
Mir fehlt s an manchem, fehlt’s an vielem wohl!
Und doch, Herr, seht! bin ich so festen Muts:
Wenn diese mich verliessen alle hier,
Der letzte Knecht aus meinen Lager wiche;
Die Krone auf dem Haupt, den Zepter in der Hand,
Ging[5]
ich allein in Euer trotzend Lager Und rief Euch zu: Herr, gebet, was des Reichs!Ich bin nicht der, den Ihr voreinst gekannt!
Nicht Habsburg bin ich, selber Rudolf nicht;
In diesen Adern rollet Deutschlands Blut,
Und Deutschlands Pulsschlag klopft in diesem Herzen.
Was sterblich war, ich hab' es ausgezogen Und bin der Kaiser nur, der niemals stirbt.
Мне многого недостает — почти всего.
Но вот смотрите, как тверд мой дух:
пусть все меня покинут,
пусть убежит последний раб,
один, с короной на голове, со скипетром в руке,
пойду в бунтующий ваш стан,
чтобы потребовать от вас назад принадлежащее империи!
Я — не тот, кого вы некогда знали, не Габсбург и даже не Рудольф,
по этим жилам кровь Германии струится и в этом сердце бьется пульс Германии.
Все смертное с себя совлек я, я — император, вечный и бессмертный!
Эти гордые слова противопоставляют Рудольфа —
кару, этому наследнику Язона из «Золотого руна» с его честолюбием и эгоцентризмом. Язон стремится поглотить мир своимНо не только иерархия является в своем блеске вместе с Рудольфом, но и, как начинает казаться, наступает царство всеобщей справедливости — мира и благополучия: