Избранное. Философия культуры

– то это лишь с виду совпадает с кантовским мнением, которое признает природу с ее законами содержанием и продуктом познавательной способности человека. Гёте хочет сказать следующее: жизненный принцип природы есть вместе с тем жизненный принцип человеческой души, тот и другой суть равноправные явления, исходящие из единства бытия; один и тот же творческий принцип развивается в многообразных формах, так что человек в своем собственном сердце может найти всю тайну бытия, а может быть, и ее решение. В этой мысли пробивается художническое упоение единством внутреннего и внешнего, Бога и мира. Кант воздерживается от подобных утверждений о самих вещах. Он высказывает о них лишь то, что вытекает из условий их представляемости. Природу можно узнать по человеческой душе не потому, что та и другая тождественны по своей сущности или субстанции, а потому, что природа есть представление человеческой души, так что форма и движение последней действительно проявляются в наиболее общих законах первой. Противоположность между воззрением Канта и Гёте в их отношении к изречению Галлера можно заострить в краткую формулу. На вопрос о подлинной сущности природы Кант отвечает: она есть лишь внешнее, так как состоит исключительно в пространственно-механических отношениях; Гёте же говорит: она есть лишь внутреннее, так как идея, духовный творческий принцип образует всю ее жизнь. Напротив, на вопрос о природе в ее отношении к человеческому духу Кант отвечает: она есть лишь внутреннее, так как она есть лишь представление в нас; ответ же Гёте гласит: она есть лишь внешнее, так как наглядная картина вещей, на которой основано все искусство, должна обладать абсолютной реальностью. Гёте не думает, подобно Канту, что внутренняя духовная жизнь есть центр природы; он думает, что этот центр можно найти всюду, а следовательно, и в человеческом духе. Природа и человеческий дух суть как бы параллельные изображения божественного бытия, которое развивается в природе, во внешнем элементе, с такою же реальностью, как в душе, в элементе внутреннем; таким образом, природа сохраняет свою абсолютную внешность, наглядную реальность, не теряя при этом своего существенного единства с человеческим сердцем, и для признания этого единства ее совсем не нужно превращать в простое представление души, как это делает Кант. И Кант, и Гёте стоят оба по ту сторону противоположности между материализмом и спиритуализмом, Кант – потому, что его принцип равномерно и мирно объемлет собой и дух, и материю, которые суть простые представления, Гёте – потому, что дух и материя, которые он признает абсолютными сущностями, все же образуют у него нечто непосредственно единое. В письме к Шиллеру он высказывает мнение, что философы-материалисты не могут справиться с духом, философы-идеалисты – с телами, «и что поэтому всегда полезно оставаться в первобытном философском состоянии и делать наилучшее возможное употребление из всего нераздельного бытия».

Что касается объективного, т. е. лежащего вне сознания единства бытия, то для Канта оно могло находиться лишь в Боге, к которому он и прибегает открыто, когда дело идет о примирении наиболее разнородных жизненных элементов – нравственности и счастья; и этот Бог есть Бог трансцендентный, вещь в себе, стоящая по ту сторону всей наглядной реальности. Для Гёте же самое существенное состоит в том, что это единство вещей не лежит по ту сторону самих вещей. Он не только отвергает Бога, «который извне толкает мир», – это сделал бы и Кант; но, хотя он признает «стесненность» божественного начала в явлении, он все же подчеркивает, как много ущерба мы наносим себе, когда мы «оттесняем это начало в точку, исчезающую для нашего внешнего и внутреннего чувства». Существо, стоящее вне мира и своим единством вносящее гармонию в противостоящий ему мир, в действительности отнимало бы у мира всякое подлинное единство, и Гёте спасает это единство, отвергая его проецирование в трансцендентную сферу.

При всем кажущемся сходстве между воззрениями Гёте и Канта нельзя упускать из виду то основное их различие, что Гёте решает уравнение между субъектом и объектом путем сведения всего на объект, Кант – путем сведения на субъект, хотя этот субъект и понимается не как случайная и индивидуально-дифференцированная личность, а как сверхиндивидуальный носитель объективного познания.

Поэтому, когда Гёте говорит:

Wär’ nicht das Auge sonnenhaft,
Wie könnt’ die Sonne es erblicken?
Wär nicht in uns des Gottes eigne Kraft,
Wie könnt’ uns Göttliches entzücken?[80]