Но речь идет о взаимной независимости, а не о противоположности – будто неизбежный жребий благородного человека – отказ от счастья, будто счастье может быть достигнуто только на безнравственном пути, будто порядок земных вещей в принципе направлен на триумф зла. Существуют религиозные и кинические, меланхолические и сатанинские картины мира, которые декларируют такое извращенное отношение между ценностями нравственности и счастья. Однако так как Кант требует в вопросе мотивации нравственного отнюдь не аскетического страдания, а только безразличия
к счастью, то здесь в этом фактическом вопросе ему совершенно чужд пессимизм, который только что ценой отказа от глубочайших сердечных желаний отвоевал у оптимизма самостоятельность этих основных принципов, чтобы вновь привести их к причинной связи, хотя и с обратным знаком. Пессимизм в качестве мировоззрения является крайностью, в которую оно впадает прежде, чем может перейти из наивного или догматического оптимизма в покой объективности, которая знает, что наши чувства ценностей и идей находятся вообще не в принципиальном, а в случайном отношении к реальному состоянию вещей; знает, что оптимизм неверен не потому, что пессимизм верен, а потому, что тот и другой неоправданно поднимают смысл и настроенность субъективной жизни до законов действительности. В рассмотрении эмпирического процесса существования Кант в целом склоняется к пессимистическим убеждениям; тем большей его заслугой следует считать, что в этом принципиальном вопросе он минует стадию пессимизма и заменяет оптимистическую связь добродетели и счастья объективным воззрением, которое возвращает обоим их совершенно независимое друг от друга отношение к природной действительности. Этим решением и этой самостоятельностью дифференцирование – говоря биологически – отдельных влечений, в которых вообще проявляется уровень развития человеческой организации, проникло в глубочайшие корни нашего внутреннего существования; а исторически потребность в свободе современного человека тем самым как бы вступила в отдельные элементы его существа и дала каждому из них независимость от другого.Лекция 12
Реальное разделение между нравственностью и счастьем полностью уживается с тем, что одна ценность указывает на другую, как это высказано в понятии «быть достойным». Однако хорошо известно, что Кант не удовлетворился этим идеальным мостом через пропасть реальности, объявил это эмпирическое расхождение невыносимым, устранение чего следует искать не в идеальном требовании, а в надземной действительности. Если допустить, что наше эмпирическое существование – лишь незаконченный фрагмент бесконечного существования нашей души, продолжение которого примыкает к концу этого фрагмента, то и здесь внутреннему завершению души, которое мы называем нравственностью, не будет дано счастье, ибо обе эти ценности не могут создавать друг друга ни на одной ступени существования.