Об этом Ф. И. Шмит сказал очень образно и сформулировал т. н. «закон диапазона», который означает, что определенному человеческому обществу характерно стремление к определенным художественным проблемам, а также решение и оформление этих проблем определенными художественно образными средствами. Поэтому ответ Ф. Шмита на данный вопрос был таким: «В каждом культурно-историческом мире в каждый данный момент первенствующее значение принадлежит творчески активному народу, то есть тому, чей диапазон отвечает потребностям переживаемой культурно-историческим миром эволюционной фазы»240
. Замедление темпов развития того или иного культурно-исторического мира Ф. Шмит связывал с преобладанием консервативных традиций над новациями. Классическими примерами замкнутого, изолированного развития культуры на протяжении тысячелетий были для Шмита Китай и Япония.В одной из своих работ Ф. Шмит попытался изобразить графически темп культурного развития у разных народов. «Скорость» развития определяется tg угла восхождения. В этой схеме две оси координат, где горизонталь означает время, а вертикаль – уровень развития культуры. Следовательно, у каждой культуры есть свой угол восхождения. Есть народы, например, эскимосы (или негры тропической Африки), пребывающие и сейчас на уровне палеолита, «линия которых идет практически горизонтально, а есть народы, линии которых круто поднимаются вверх». Ф. Шмит сам признавал условность этого графика, прежде всего, в плане полноты отражения исторического процесса241
.Но свое самое смелое предположение Ф. Шмит так и не решился в поместить в книгу. В письме в 1927 г. к Б. С. Бутнику-Сиверскому он очертил красным карандашом «линию России, которая круто поднимается вверх, скорость ее развития значительно превышает скорость развития остальных стран. Для того чтобы преодолеть 3 цикла, России понадобилось всего 900 лет. Линия России подходит к VI циклу около 2000 года, причем раньше Европы… Шмит предсказывает России великое будущее»242
. Идеальный проект «будущего» Ф. Шмита, к сожалению, не был реализован: линия развития как российской истории в целом, так и ее искусства в частности, оказалась еще более зигзагообразной, чем осмелился предположить ученый.Вместо эпилога
Теория Ф. Шмита осталась в незаконченном виде243
, ему просто не хватило времени и чуточку везения, чтобы в полной мере завершить огранку своей красивой концепции, представить ее в достойной оправе. Ритм относительно налаженной академической жизни был прерван революцией и гражданской войной, а потом навалившейся на Ф. Шмита критикой с обвинениями в антимарксистских позициях, от которых он не успевал отбиваться.В 1920-е годы у Ф. Шмита, как и у многих ученых, оставшихся в России, уже не было таких комфортных материальных условий для сосредоточенной работы, тщательной проверки и оформления результатов исследований. Даже внешний вид его книг, изданных в дореволюционной России и потом в советское время, разительно отличается. Его книга о Кахриэ-Джами до сих пор признается великолепным изданием, мечтой всех библиофилов и антикваров. Содержание книги о Кахриэ-Джами подкреплено иллюстрациями прекрасного качества и внушительного размера, заключенными в папку, отделанную малиновой кожей. Подстрочник книги оформлен безукоризненно, в соответствии со строгими академическими правилами русской дореволюционной науки. Остальные книги Ф. Шмита выглядят более чем скромно: в бумажном переплете, на плохой бумаге, без иллюстраций и научно-справочного аппарата, без списка литературы244
. Ф. Шмит сам признавался, что вынужден был соглашаться на такое оформление книг, иначе они вообще могли остаться ненапечатанными245. Автора вряд ли стоит упрекать во всех недостатках изданий. Нельзя приписывать ученому и досадные опечатки, поскольку погрешности могли быть следствием небрежной типографской корректуры.В то же время, «следы» авторской торопливости проявляются в некоторой стилистической шероховатости в текстах книг Ф. Шмита послереволюционного времени, хотя в целом ему нельзя было отказать в мастерстве излагать свои самые сложные идеи ясно и увлекательно.