Избранное. Исторические записки

Первая глава «Накануне» есть увертюра романа. Читатель пробегает эти десять страниц без особенного внимания, между тем в них-то и выражена философская тема романа, или тот тезис (как говорят о диссертациях), который Тургенев задался целью разъяснить и обосновать в своем произведении. Шубин и Берсенев в жаркий летний день лежат на берегу Москвы-реки и наслаждаются красотою «природы». В первых же словах Шубина звучит знакомая нам тургеневская нота: зависть к муравью (о чем говорит и Базаров) или к мухе-коромыслу (о чем и в «Поездке в Полесье») за их душевную цельность, безоглядность, уверенность существования. Берсенев подхватывает Leit-Motiv; он спрашивает: «Заметил ли ты, какое странное чувство возбуждает в нас природа? Все в ней так полно, так ясно, я хочу сказать, так удовлетворено собою, и мы это понимаем и любуемся этим, и в то же время она, по крайней мере во мне, всегда возбуждает какое-то беспокойство, какую-то тревогу, даже грусть. Что это значит? Сильнее ли сознаем мы перед нею, перед ее лицом, всю нашу неполноту, нашу ненависть, или же нам мало того удовлетворения, каким она довольствуется, а другого, то есть я хочу сказать, того, чего нам нужно, у нее нет». Вопрос Берсенева можно пояснить так: цельность духа конечно и есть совершенное состояние твари и человек не может не алкать ее; он действительно тоскует о ней глубоко, но та форма цельности, какая врождена муравью, не пригодна для человека, – он и ушел от нее; ему предназначена своя, иная форма цельности: какая же именно? т. е. что должно привзойти в расколотую теперь человеческую душу, чтобы человек стал по-человечески целен? – Шубин, тоскующий по цельности гораздо меньше Берсенева, не задумываясь отвечает: для этого человеку нужно личное счастье, а личное счастье – в любви к женщине. Но устами Берсенева Тургенев опровергает Шубина. Корень современной болезни – эгоизм, а личное счастье, любовь-наслаждение только закрепляют эгоизм; значит, это средство не исцеляет, а наоборот усиливает болезнь. Все назначение нашей жизни – поставить себя номером вторым, т. е. уничтожить в себе эгоизм, как причину душевной раздвоенности; следовательно, к исцелению ведут лишь те средства, которые не уединяют человека от людей, а соединяют его с одним или многими. Такие средства – искусство, родина, наука, свобода, справедливость – и любовь, но не любовь-наслаждение, а любовь-жертва.

Вот тема «Накануне». Тургенев ставит вопрос: идеал человека – быть человеком-птицей, Дон Кихотом, а современный человек – Гамлет; при каких же условиях человек становится Дон Кихотом? На этот вопрос он отвечает образами Инсарова и Елены. Один – Дон Кихот родины, другая – Дон Кихот любви, любви-жертвы (поэтому Инсаров должен был быть иностранцем, еще лучше – любовником маленькой и невзрачной Болгарии, и должен угасать от чахотки, чтобы любовь Елены была как можно жертвенней; притом же его болезнь, как и его бедность, усиливают жертвенность его собственного служения). Разумеется, не только родина и любовь: Дон-Кихот влюблен в справедливость, и такая же целебная сила – в искусстве, но вот вам два примера, мужской и женский: родина и любовь.

О Елене я здесь не буду говорить, – она принадлежит к теме любовь; Инсаров же вместе со своим прообразом Дон Кихотом входит в тот разряд идеализма, который Тургенев в цитированном выше письме к графине Ламберт определил как идеализм гражданского быта, а устами Берсенева очертил в словах: «родина», «свобода», «справедливость».