В эту минуту, конечно, и появляется герой. Кто он – это безразлично. Он недостоин ее, да она не его и полюбит: как сказал А. Толстой, «лишь тайных дум, страданий и блаженства он для нее отысканный предлог». Они знакомятся в поле, потом он делает визит ее родителям. Это посещение – центральная часть поэмы: тут решается судьба Параши. Эти восемнадцать строф принадлежат к лучшему, что вообще написано Тургеневым; я перечитываю их без конца, и не могу насытиться их красотою – столько в них тонкой психологической наблюдательности, и так овеян этот реализм нежнейшей, благоуханнейшей поэзией. Какое наслаждение следить эту смену чувств в стыдливо-замкнутой Параше! Его ждут – он обещал приехать. Отец надел новый фрак, няня хлопочет за чаем, Параша, с цветком за поясом, сидит возле матери, бледная, взволнованная. Она тревожится – его все нет; потом ее понемногу берет девическая злость. Мать спрашивает: «Что ты так грустна?» – Параша вздрагивает, слабо улыбается и идет к пяльцам; шьет, наклонив голову, и думает: «Ну, что ж? он не придет…» Вдруг топот у крыльца – это он. Он входит, завязывается обычный разговор, – он ни слова не говорит с Парашей, даже не смотрит на нее – «но все его движенья, звук голоса, улыбка – дышит все сознанием внезапного сближенья». Она тронута, умилена: как нежно он щадит ее! как он томится тайным ожиданьем! Она молча смотрит на него, не понимая своего сердца. Потом он заговорил с нею, и смысл его слов ей и странен, и понятен, она боится его и тайно рада своей робости; их глаза случайно встретились, она не сразу опустила взор, потом встала, порывисто приласкалась к отцу и тихо улыбалась и, говоря о нем, нечаянно обмолвилась: «он».
А он, сухая, эгоистическая натура, в ком дешевый скептицизм давно истребил поэзию сердца, – он неожиданно сам взволнован. С удивительной прелестью показывает Тургенев, как под лучами ее любви расцветает любовь в этой скупой и холодной душе. Он страстно наслаждается, чувствуя на себе ее задумчиво-внимательный, ребяческий и вместе женский взгляд; он сам в эту минуту делается чище, проще, – «он весь пылал святым и чистым жаром, он покорялся весь душе другой». Весело должно быть, поясняет Тургенев, –
Потом прогулка вдвоем – я сожалею, что не могу выписать здесь это восхитительное описание летнего вечера и сада. Параша ясна и проста, в ней сердце пылает неведомым, томительным огнем, она вся расцветает, и он, любуясь ею, отдается очарованию любви.
Он целует ее руку – в невинном разговоре они возвращаются домой, голос бедной девушки звучит едва исчезнувшим испугом, ее горячая рука слегка дрожит: она вверяется ему, стыдливо отдается сближению, – она любит.
«Бедная девушка» – это слова Тургенева. Ему кажется, что в эту ночь, когда ей снится он – герой ее романа, – над нею, спящей, звучит чей-то смех и насмешливый голос говорит: как в темный вечер раскрываются цветы душистых лип и на них жадно налетают пчелы, так и ты, милое дитя, стоишь теперь в полном цвете, и вот к тебе прилетел «жених»: раскройся же, цветок! То есть ты не вольна в своем чувстве – ты покорствуешь общему закону: бедная, счастливая Параша!
Этот космический финал, несомненно навеянный первой частью гётевского «Фауста» (историей Гретхен), чудесно заканчивает пьесу. Сюжет поэмы, как элемент созерцания, теперь исчерпан. Что еще можно прибавить к нему? История первой девичьей любви представлена вполне, в своей внутренней и внешней закономерности; это самодовлеющий, замкнутый в самом себе процесс, в котором никакие последствия ничего не могут изменить, потому что он весь – в данном моменте, и в этом моменте – абсолютен. Остановись Тургенев здесь, его «Параша» была бы художественным перлом. Но он хотел сделать больше: по его замыслу, эта картина расцвета женской любви должна была играть служебную роль по отношению к «идее» поэмы.