А между тем ночь наступает… В рядВдали ложатся тучи. Ровной мглоюНаполнен воздух… Липы чуть шумят,И яблони над темною травою,Раскинув ветки, высятся и спят.Лишь изредка промчится легкий трепетВ березах; там за речкой соловейПоет себе – и слышен долгий лепет,Немолчный шопот дремлющих степей.И в комнату, как вздох земли бессонной,Влетает робко ветер благовонный –И манит в сад, и в поле, и в леса,Под вечные, святые небеса.Не говоря уже о верности и прелести целого, как точно подмечены здесь подробности картины! Яблони стоят недвижно, липы ровно шумят, в листве берез точно время от времени пронесется вздох. И самое лучшее – то, что эта отчетливость деталей не подчеркнута, как позднее всюду у Тургенева и как теперь обыкновенно у Бунина, а дана на ходу речи.
Разговор
Если «Параша» – уголок цветущей и благоухающей степи, то «Разговор» – голый и скучный пустырь. «Разговор» написан года полтора после «Параши». В этот промежуток времени произошло важное событие в жизни Тургенева: он познакомился и сблизился с Белинским. Знакомство состоялось еще до выхода в свет «Параши», вероятно, в самом начале 1843 года. В майской книге Отечественных Записок
Белинский напечатал восторженную статью об этой поэме; в течение ближайшей зимы они сблизились, а летом 1844 года, живя по соседству на даче, сошлись окончательно: здесь Тургенев, по его словам, до самой осени почти каждый день посещал Белинского. «Я полюбил его искренно и глубоко; он благоволил ко мне»4. В это время Белинский, по словам Тургенева, был снова поглощен «вечными» вопросами – о существовании Бога, о бессмертии души, о смысле жизни и проч.; но их разговоры касались, разумеется, и других тем, преимущественно литературных. «Лето стояло чудесное – и мы с Белинским много гуляли по сосновым рощицам, окружающим Лесной институт… Мы садились на сухой и мягкий, усеянный тонкими иглами мох – и тут-то происходили между нами» шестичасовые, как говорит раньше Тургенев, беседы.В это самое лето
и был написан Тургеневым «Разговор»: его «Посвящение» помечено июлем, вся поэма – 20-м августа 1844 года, в Парголове. Мы не можем судить, в какой мере отразилось на этой поэме содержание разговоров, которые вели Тургенев с Белинским, но влияние этих разговоров, несомненно, сказалось в общем характере ее. Ни раньше, ни позже Тургенев так не писал; здесь уже не то что художественный сюжет борется с идеей, – здесь просто нет никакого художественного сюжета, а есть одна голая идея, и больше ничего. Не удивительно, что вместо «поэмы» поучилась безвкусная и нудная рацея, которую даже в первый раз трудно дочитать. «Разговор» писан решительно invito Minerva[14]. Весь рой маленьких подмастерьев Музы, обыкновенно с увлечением трудящихся над отделкой художественного произведения, надувшись, покинул поэта; ему ничего не удается: всякий его образ тускл, описания безжизненны, эпитеты плоски и странны, стих (а это стих лермонтовского «Мцыри»!) прозаичен и сух.Старик-отшельник после долгой и горячей молитвы вышел из своей пещеры; день кончается, красота заката, мир и нега, разлитые в природе, умиляют старика. Вдруг из-за кустов показался нежданный гость – молодой человек, когда-то, юношей, приходивший к отшельнику. С тех пор прошло много лет, его жизнь «завяла», и вот его опять потянуло к старику. Строфа, в которой Тургенев описывает эту встречу, может служить образцом неумелости и безвкусицы; даже мастерство рисовальщика на этот раз изменило ему – его рисунок здесь до последней степени нескладен, угловат, нелепосудорожен. Вот эти стихи:
И назвал он себя… УзналЕго пустынник; быстро встал,Дал гостю руку. Та рукаДрожала… голос старикаПогас… Но странник молодойПоник печально головой,Пожал болезненно плечомИ тихо вздрогнул, и потомВзглянул медлительно кругом,И говорили взоры теО безотрадной пустотеДуши, погибшей, как и все:Во всей, как водится, красе.