Избранное. Потрясение оснований

Знаменитая сцена в Ареопаге, центре греческой мудрости, где Павел держит речь перед афинянами, дает нам прототип отвечающего теолога. Павлу задали вопрос о его вести, отчасти потому, что афиняне всегда были любопытны в отношении нового, отчасти же потому, что они знали о своем незнании

истины и всерьез стремились ее познать. Ответ Павла состоит из трех частей, раскрывающих три задачи отвечающего теолога. Первая часть заключается в утверждении, которое гласит, что задавшие ему вопрос о первых и последних вещах отчасти уже знают ответ на него: эти люди поклоняются неведомому Богу и таким образом свидетельствуют о своем религиозном знании, невзирая на свое религиозное неведение. Это знание не удивительно, потому что Бог близок каждому из нас; именно в Нём

мы живем, движемся и существуем; иначе говоря, мы Его род. Следовательно, первый ответ, который мы должны дать всем задающим нам такие вопросы, будет состоять в том, что сами они уже догадываются об ответе. Мы должны показать им, что ни они, ни мы не существуем вне Бога, что даже атеисты пребывают в Боге – показать именно ту силу, благодаря которой они живут, истину, которую они ищут и безусловный смысл жизни, в который они верят. Это вообще плохая теология и религиозное малодушие – думать, что имеется некое место, где можно глядеть на Бога, словно Он нечто внешнее по отношению к нам, с тем чтобы можно было доказывать или опровергать Его бытие. Для человека подлинный атеизм невозможен, ибо Бог ближе к человеку, чем этот человек к себе. Какого-то

Бога можно отрицать только во имя другого, и Бога, выступающего в одной форме, можно отрицать только посредством Бога, выступающего в другой форме. Таков первый ответ, который мы должны дать самим себе и тем, кто задает нам вопросы, дать не в качестве отвлеченного утверждения, но как непрекращающееся истолкование нашего человеческого существования во всех его движениях, безднах и достоверности.

Бог ближе к нам, чем мы сами к самим себе. Нам не отыскать места вне Бога, но мы можем пытаться

отыскать такое место. Вторая часть ответа Павла в Ареопаге состоит в том, что мы можем пребывать в состоянии постоянного бегства от Бога. Мы можем один за другим измышлять способы бегства от Бога; мы можем заменять Бога порождениями своего воображения, – что мы и делаем. Хотя человечество и не чуждо Богу, оно отчуждено от Него. Хотя человечество никогда не бывало без Бога, оно извращает Его образ. Хотя человечество никогда не существовало без знания о Боге, оно не ведает Бога. Человечество отделено от своего истока, оно живет под законом гнева и разбитых надежд, трагедии и саморазрушения, ибо один за другим создает искаженные образы Бога и поклоняется им. Отвечающий теолог должен обнаруживать этих лжебогов в индивидуальной душе и в обществе. Он должен проникать в их самые потаенные укрытия. Он должен бросать им вызов с помощью силы Божественного Логоса, который и делает его теологом. Теологическая полемика – не просто теоретическая дискуссия, но духовное осуждение богов, каждый из которых не есть Бог; это духовное осуждение структур зла: искажений Бога в мысли и действии. На этом уровне недопустимы ни компромисс, ни приспособление к обстоятельствам, ни теологическая капитуляция, ибо первая заповедь есть та скала, на которой стоит теология. Невозможен синтез Бога и идолов. Невзирая на опасности, присущие такому духовному осуждению, теолог должен стать орудием Божественного Суда над искаженным миром.

Слушатели Павла склонны принять этот двоякий ответ настолько, насколько они могут постичь его в свете своих собственных вопросов. Но затем Павел касается третьей стороны дела, говорит о том, чего афиняне не в состоянии перенести. Они либо немедленно отвергают сказанное Павлом, либо медлят с решением: отвергнуть или принять. Павел говорит о Муже, которому Бог предопределил быть Судом и Жизнью этого мира. Такова третья и заключительная часть теологического ответа. Ибо мы являемся подлинными теологами тогда, когда утверждаем, что Иисус есть Христос, и именно в Нем явлен Логос теологии.

Но теологи мы только тогда, когда объясняем этот парадокс, этот камень преткновения для идеализма и реализма, для слабых и сильных, для язычников и евреев. Как теологи мы должны объяснять этот парадокс, а не забрасывать парадоксальными фразами человеческие умы. Мы не должны сохранять или искусственно создавать камни преткновения – рассказы о чудесах, легенды, мифы – и порождать болтовню, полную ухищрений и парадоксов. Мы не должны искажать церковным и теологическим высокомерием тот великий космический парадокс, согласно которому внутри самого мира смерти свершилась победа над смертью. Мы не должны налагать тяжкое бремя ложных камней преткновения на тех, кто задает нам вопросы. Но не должны мы и лишать истинный парадокс его силы, ибо подлинное теологическое существование есть свидетельствование о Том, чье иго благо и бремя легко, о Том, кто есть истинный парадокс.