Избранное. Потрясение оснований

Для нас, нынешних, все это звучит странно, понимается с трудом, кажется почти непостижимым. Такие слова, как «дух» и «плоть», «грех» и «закон», «жизнь» и «смерть» в их различных сочетаниях представляются нам скорее философскими абстракциями, нежели конкретным отображением христианского опыта. Для Павла, однако, они выражают наиреальнейший и наиконкретнейший опыт его жизни. Только что прозвучавшая восьмая глава из Послания Павла христианам Рима подобна гимну, прославляющему в восторженных словах явившуюся ему новую реальность, открывшуюся в истории и преобразившую все его существование. Павел называет это новое бытие Христом, поскольку впервые видимым образом оно проявилось в Иисусе Христе. И он называет его «Духом», поскольку это реальность, присутствующая в духе каждого христианина, и в духе, что учреждает собрание христиан всегда и везде. Оба имени обозначают одну и ту же реальность. Христос есть Дух, а Дух есть Дух Христа. Христианин – это тот, кто участвует в этой новой реальности, т. е. тот, кто имеет Дух. «Если же кто Духа Христова не имеет, тот и не Его». Быть христианином – значит иметь Дух, и любое описание христианства должно быть описанием проявлений Духа. Последуем же описанию Духа, которое дал нам Павел, и сравним его с нашим собственным опытом. Действуя таким образом, мы сможем обнаружить, сколь далеко отстоим мы от опыта Павла, и, одновременно, насколько его и наш опыт похожи. Эти странные слова Павла могут открыть нам о нашей жизни больше, нежели любые слова и мысли наших современников, которые они могут написать и помыслить о природе человека, его жизни и его предназначении.

«Сей Самый Дух свидетельствует духу нашему, что мы – дети Божии». В этих словах заключается тот смысл, что наш дух не способен дать нам подобное заверение. Наш дух, т. е. наша природная душа и рассудок, наше мышление, наша воля, наши эмоции, целостность нашей внутренней жизни, не может дать нам уверенности в том, что мы – дети Бога. Это не значит, что Павел умаляет значимость человеческой природы и духа. Напротив, он признает творческую сущность человека, его подобие Богу, который есть Дух, его способность освободиться самому и избавить от суеты и обреченности на разложение всю природу своим собственным избавлением. «Ибо и мы тоже – Его отпрыски», – говорил Павел афинянам в Ареопаге, произнося свою знаменитую речь и подтверждая таким образом мнения самих греческих философов. Думая о человеке, Павел ставил его так же высоко, как и любой из мыслителей Нового времени. Один знаменитый философ эпохи Возрождения проникновенными словами описывает положение человека в центре природы, его бесконечность и творческую сущность, единение и завершение в нем всех природных сил. С этим Павел согласился бы. Но он знал кое-что и сверх того, что знали греческие философы, нечто, позабытое философами Возрождения, – он знал, что человеческий дух привязан к человеческой плоти, и что человеческая плоть враждебна Богу.

«Человеческая плоть» не значит человеческое тело. Тело человека, согласно Павлу, может стать храмом Духа. «Человеческая плоть» означает природные человеческие наклонности, желания человека, его нужды, его образ мышления, направленность его воли, характер его чувств – постольку, поскольку эта плоть отделена от Духа и враждебна Ему. «Плоть» – искажение человеческой природы, унижение ее творческой сущности. Прежде всего, это унижение ее бесконечности служением безграничному желанию плоти и ее безграничной воле к власти. Это желание, о котором мы кое-что узнали из современной психологии, и эта воля к власти, о которой нечто рассказала нам нынешняя социология, коренятся в нашем индивидуальном существовании в пространстве и времени, в теле и плоти. Вот что Павел называет властью извращенной плоти.