Избранное. Проза. Мистерии. Поэзия

Сама экзальтация новых проповедников выдает глухую тревогу; настоящий ученый, который работает в своей лаборатории, не пишет «Наука» с большой буквы; настоящий художник, который работает в своей мастерской, не пишет «Искусство» с большой буквы; и настоящий философ, который работает в своей голове, не пишет «Философия»; по большей части они вообще не произносят и не пишут этих слов — наука, искусство, философия; можно утверждать, что они пользуются этими словами как можно меньше и, так сказать, через силу; тот, кто говорит — Наука, Искусство, Философия и Современное Общество, озаренное гражданским просвещением, тот не знает, что такое лаборатория, мастерская, собственная мысль, человечество; и когда демагог от науки ставит большое «Н» в это слово, не дадим себя обмануть; в глубинах его нечистой совести это большое «Н» есть некое замещение; оно замещает все то, что в уме демагога, или педагога, составляет одно целое, — неспособность науки выполнять социальную функцию светской мистики, которую ей приписывают политиканы; как будто именно эта неспособность, эта якобы недостаточность не хранит науку в глазах настоящего ученого, как будто это аполитичное бессилие науки в глазах настоящего ученого не есть ее отличительный знак, причина ее особого величия, залог ее достоинства.

Когда демагог пишет Науку с большой буквы и пытается учредить ритуальный культ Науки, скопированный с древних религиозных культов, это означает, во-первых, что он ничего не понимает в настоящей науке, в ее настоящем величии, а во-вторых, — что, ничего не понимая в настоящем величии, он подставляет к нему дурацкий удлинитель; удлинитель величия, равный тому, что в сознании демагога отделяет прописное «Н» от строчного.

Они полагают, что наука, как она есть, нехороша для того, что они хотят из нее сделать, и поскольку они не способны возвеличить ее на деле, то силятся ее увеличить типографским способом.

Это их ощущение недостаточности служит мне доказательством; и в то самое время, когда нам пытаются преподнести Современное Общество как некоего нового Бога, как не разглядеть в этом новом идоле пороки более тяжкие, чем пороки древних богов; как обучать детей и молодежь, когда все вокруг лгут, когда все штабы всех партий лгут, когда весь парламентский политический мир лжет, когда учителя, которым положено учить не лгать, лгут, когда сплющивание совести сплющивает совесть даже в университетах, когда фаворитизм, когда непотизм, когда карьеризм охватывает даже университетских преподавателей, когда сыновья, племянники, зятья и троюродные братья профессоров поднимаются по иерархическим ступенькам в одинаково ускоренном темпе, когда, наконец, все молодые преподаватели одновременно и автоматически ощущают один и тот же удар грома при взгляде на всех дочек всех генеральных инспекторов.

Как обучать детей и молодежь, когда все, кто уже не ребенок и уже не молод, лгут; несколько лет назад, во времена моего ученичества и неизбежного экспериментирования, я бы написал, вместе со всеми, что современный мир в поисках себя; сегодня, при нынешнем смятении умов, мы, к сожалению, вынуждены написать, что он себя нашел, и нашел себя дурным; последствия парламентской политической лжи не всегда падают на тех, кто эту ложь породил и за нее ответственен; они всегда падают на одно и то же человечество; как обучать, когда все общество гноится ложью; во Франции великое демократическое движение, изобилующее таким множеством произнесенных обещаний, преданное своим политическим парламентским штабом, проданное, обернувшееся демагогической узурпацией; грандиозное социалистическое движение, изобилующее таким множеством почти осуществленных обещаний, преданное своим политическим парламентским штабом, проданное капиталистам, обернувшееся капиталистической узурпацией. […] Пусть наука, искусство, философия избавятся от политиканов, пусть социализм, пусть рабочий мир избавятся от политиканов, пусть образование избавится от политиканов. […] Быть может, тогда люди, которые не лгут, получат какое-то право говорить с молодежью; и коль скоро больше не будет кризиса жизни, тогда, быть может, не будет больше кризиса образования.

Цангвилл

Эта работа появилась как предисловие к повести «Все кончено» [60] еврейского писателя Израэля Цангвилла.