— Да неужто никто вам не сказал, что наш городок скоро обратится в место поклонения многих и многих паломников? — От удивления капеллан всплеснул руками. — Друг мой, выходит, все эти годы вы спали беспробудным сном, как некогда монах из Гейстербаха{251}
! А статую Мадонны там, в саду, тоже не видели?— Статую я видел, — сказал я. — Но она-то каким образом связана с тем, о чем вы говорите? И кстати, что-то я не заметил, чтобы в город стекались паломники.
— Видите ли, в эти дни старик Мучелькнаус странствует по округе, — объяснил капеллан, — исцеляет хворых наложением рук. За ним по пятам ходит толпа, поэтому наш город точно вымер. Завтра, в день Успения Богородицы, он возвращается в город.
— А он никогда не упоминал о том, что участвует в собраниях спиритов? — спросил я осторожно.
— Верно. Когда-то он посещал спиритические сеансы, но теперь избегает этих кружков. Скорей всего, это увлечение было некой временной стадией на его пути. К сожалению, их секта распространилась необычайно, тут ничего не попишешь. Да, таковы прискорбные факты, ибо суеверие спиритов идет вразрез с учением Церкви. В то же время меня не оставляет сомнение: что
— Однажды сидел я в приходском доме, — продолжал капеллан, — вдруг зовут, кричат: «Встречайте! Чудотворец Мучелькнаус идет! Он мертвеца воскресил!» Оказывается, произошло событие в высшей степени странное. По городу ехал катафалк с гробом, и вдруг старик приказал вознице остановиться и громким голосом воскликнул: «Подать сюда гроб!» Люди, словно повинуясь гипнотическому внушению, послушно сняли гроб с катафалка. И он собственноручно отвинтил крышку! В гробу лежал увечный — вы наверняка его помните, он еще любил скакать на своих костылях перед свадебными процессиями. Старик наклонился над покойным и сказал, как некогда Иисус: «Встань и ходи!»{252}
И тот… — капеллан всхлипнул и насилу удержал слезы умиления, — тот пробудился от вечного сна! Позже я решил расспросить самого Мучелькнауса, как же все это произошло. Скажу вам, Кристофер, добиться от него хоть мало-мальски связных слов просто невозможно, он постоянно пребывает в некоем восторженном состоянии духа, и с каждым месяцем это состояние усугубляется. С недавнего времени он и вовсе перестал отвечать, о чем ни спросишь. Но в тот день я все-таки кое-что из него вытянул. «Матерь Божия явилась мне, — сказал он в ответ на мои настойчивые расспросы. — Восстала из недр земных перед скамейкой, что в саду, там, где растет бузина». А когда я попросил, чтобы он рассказал, в каком облике явилась ему Пресвятая Дева, он так и просиял, да только странной какой-то, блаженной улыбкой. В точности, говорит, была она как моя Офелия. Потом спрашиваю: «Как же вы, дорогой Мучелькнаус, решились остановить катафалк, следовавший на кладбище? Это Пресвятая Богородица вам повелела?» — «Нет, — говорит, — это потому как я знал — калека только с виду был мертвый». — «Откуда же вам было знать? Даже доктор, и тот ни о чем таком не знал». — «А я вот знал! Потому как меня самого однажды чуть не похоронили живьем». Странный ответ! И как я ни бился, так и не смог растолковать ему, что в подобном объяснении нет логики. «Если испытал что на своей шкуре, так то и про других сразу сообразишь. Пресвятая Дева в великой милости своей устроила так, что меня, дитя неразумное, хотели похоронить заживо, не случись этого, я бы не смекнул, что тот калека только с виду был мертвый». Вот и весь сказ, больше ничего я не услышал, он только повторял все одно и то же, а по существу так ничего и не сказал. Старался я выведать что-нибудь, да только мы с ним друг друга не понимали.— А что же тот увечный, жив? — спросил я.
— Нет! И вот ведь что удивительно: и часа не прошло после его чудесного воскресения, тут смерть его во второй раз настигла. Посмотреть на чудо сбежалась толпа, крик поднялся, шум, какая-то лошадь в упряжке испугалась и понесла, помчалась по рыночной площади, все врассыпную, а несчастный-то прямо под колеса попал, хребет ему перешибло…
Капеллан с воодушевлением рассказывал и о многих других удивительных чудесах и исцелениях. Весть о явлении Богородицы старому гробовщику быстрее ветра облетела всю округу, хоть и немало вызвала насмешек у так называемой просвещенной публики. Вскоре в народе сложили легенды и наконец стали поклоняться бузинному дереву как чудотворной святыне.
Сотни больных исцелились, приложившись к чудесному древу, тысячи маловеров, втайне предавшихся сомнению, покаялись и укрепились в вере.