Избранное. Стихи, песни, поэмы

Петербург Достоевского, который его ненавидел,
Для потомков теперь представляется в виде
Чёрно-белых гравюр, иллюстраций из «Белых ночей».
Там в подвалах горбатых теней шевеление злое,
И Раскольников прячет топор под полою,
И качается пламя свечей.
Вот и автор к Владимирской тёмным плетётся проулком
(На пустой мостовой раздаются шаги его гулко,
И пальто на костлявой фигуре трепещет, как флаг),
Солженицына издали обликом напоминая,
И пора вспоминается сразу иная:
Довоенные годы, блокада, ГУЛАГ.
Воды Мойки холодной, смещаясь от Пушкина к Блоку,
Чьи дома расположены, вроде бы, неподалёку,
Протекают неспешно через девятнадцатый век,
Мимо Новой Голландии с кладкой петровской старинной,
Мимо окон юсуповской, пахнущей смертью, гостиной,
К сумасшедшему дому направив невидимый бег.
И канал Грибоедова, Екатерининский прежде,
Где вода задыхается в тесной гранитной одежде,
Высочайшею кровью окрасив подтаявший снег,
Всё петляет, ныряя под Банковский мостик и Львиный,
Между спусков гранитных, заросших коричневой тиной,
Направляясь к слиянию рек.
А Фонтанка бежит от прозрачного дома Трезини,
От решётки сквозной, на которую смотрят разини,
Убиенного Павла минуя багровый дворец,
Мимо дома Державина, сфинксов египетских мимо,
Трёх веков продолжая медлительную пантомиму,
Чтоб уже за Коломной вернуться в Неву, наконец.
Здесь и сам ты родился, и это имеет значенье,
Где эпохи и реки сплетает тугое теченье,
И блокадное зарево с верхних глядит этажей,
Где скучают богини меж северных чахлых растений,
И мелькают на Невском в камзолы одетые тени,
Затесавшись в толпу новых русских и старых бомжей.
В этом городе хмуром, где только по звону трамвая,
Отличаешь наш век, девятнадцатый век проживая,
Припозднившись в застолье, дорогой идёшь непрямой,
Мимо серых кварталов, в потёмках рассветного часа,
И тебя за плечо задевает Некрасов,
Из игорного дома бредущий под утро домой.

1998

Николай Первый

Исполинские зиккураты
Слабость гибельную таят.
Проиграл войну император,
И заплакал, и принял яд.
И сказал на прощанье сыну,
Ставя точку в своей судьбе:
«Оставляю, Сашка, Россию
Я в плохом порядке тебе».
Уважавший во всём порядок,
Истощивший остаток сил,
Как преступника вне разрядов
Он себя самого казнил.
Но не будет ломанья шпаги
И падения в пыль лицом,
Лишь приспущены будут флаги
Над покинутым им дворцом.
О земном позабывший гневе,
Причастится он тайн святых,
И уйдёт, догоняя в небе
Им повешенных пятерых.

1998

Церковь в Биаррице