Цусимы погребальные дымыИз памяти изгладились едва ли.Почти что век всё бередит умыЛегенда о бездарном адмирале,Отдавшем наш Балтийский грозный флотНа истребленье азиату Того.Что знали мы до этого? – Немного.Архив японский новый свет прольётНа давний полюбившийся нам мифО глупости. Вводя эскадру в дело,В кильватер флагман выстроил умелоСвои суда, врага опередив.И правые борта окутал дым,И грянули басы наводки дальней,Но не было заметных попаданий –Ответ же оказался роковым.Напрасны обвинения молвыВ стрельбе неточной. Дело было вот как:Без промаха сработала наводка,Снаряды же не взорвались, увы.Из побеждённых кто об этом знал,Когда, лишенный флота и охраны,Рожественский, злосчастный адмирал,Сдавался в плен? – Хлестала кровь из раны.Кто клевету бы после опроверг,Припомнив запоздалый этот довод?Империя, как взорванный дредноут,Пошла крениться ржавым брюхом вверх.И двинулся беды девятый вал,Сметая государства и народы.Рожественский, конфузный адмирал,Не ты виновник нынешней свободы.Не флагманы, разбитые поврозь,И не раскосый желтолицый ворог –Виной пироксилин – бездымный порохИ русское извечное «авось».1988
Русская словесность
Святой угодник МирликийскийСо свитком в высохшей руке.Исток словесности российскойВ церковном древнем языке.Духовный, греческо-славянский,Его надёжа и оплот,Неповоротливый и вязкий,Как в сотах затвердевший мёд.Не куртуазные баллады,Не серенады струнный звон,А тусклый свет и едкий ладан,И Богу истовый поклон.В неё вложила голос вескийНебес торжественная синь.Язык церковный здесь и светскийНе разводила врозь латынь.Из бывших риз её знамёна.Есть в музыке её речейСуровость Ветхого канонаИ жар оплавленных свечей.Не лёгкость музы, что незримоОпределяет лад стихов,А покаяние и схима,И искупление грехов.Не современные манеры,Газетный шумный разнобой,А правота жестокой веры,Враждебность к ереси любой.1988