На кладбище Сен-Женевьев-де-БуаЗабвения не вырастает трава, –Её, разодет, как любовник,Стрижёт регулярно садовник.На кладбище Сен-Женевьев-де-Буа,Где статуи стынут в песцовых боа,Покой обрели эмигранты, –Свободы российской гаранты.На кладбище Сен-Женевьев-де-БуаЗемля от февральского снега бела,И смотрят на чёрные кроны,Забыв про коней, эскадроны.Звенит у обители Сен-ЖеневьевСкворцов прилетевших двусложный напев,Связав её пением птичьимС Донским или Новодевичьим.Опять, в ожидании новой весны,Покойникам снятся московские сны,Где вьюга кружится витая,Литые кресты облетая.Знакомые с детства родные места,И купол сияет над храмом Христа,Склоняя усопших к надежде,Что всё возвратится, как прежде.На кладбище Сен-Женевьев-де-Буа,Исчезнув с планеты, как птица моа,Лежит лебединая стая,В парижскую землю врастая.Меж мраморных ангелов и терпсихорПоёт им каноны невидимый хор,И нету, как ясно из пенья,Свободы помимо Успенья.1996
Воробей
Было трудно мне первое времяПережить свой позор и испуг,Став евреем среди неевреев,Не таким, как другие вокруг,Отлучённым капризом природыОт мальчишеской шумной среды.Помню, в Омске, в военные годыВоробьёв называли «жиды».Позабыты великие битвы,Неприкаянных беженцев быт, –Ничего до сих пор не забытоИз мальчишеских первых обид.И когда вспоминаю со страхомНевесёлое это житьё,С бесприютною рыжею птахойЯ родство ощущаю своё,Под чужую забившейся кровлю,В ожидании новых угроз.Не орёл, что питается кровью,Не владыка морей альбатрос,Не павлин, что устал от ужимокИ не филин, полуночный тать,Не гусак, заплывающий жиром,Потерявший способность летать.Только он мне по-прежнему дорог,Представитель пернатых жидов,Что, чирикая, пляшет «семь сорок»На асфальте чужих городов.1996