Я безупречно был вооружен,И понял я, что мне клинок не нужен,Что дудкой Марса я завороженИ в боевых доспехах безоружен,Что с плеч моих плывет на землю гнет,Куда меня судьба ни повернет,Что тяжек я всей тяжестью земною,Как якорь, волочащийся по дну,И цепь разматывается за мною,А я себя матросам не верну…И пожелал я легкости небесной,Сестры чудесной поросли древесной,Затосковал — и приоткрыл лицо,И ласточки снуют, как пальцы пряхи,Трава просовывает копьецоСквозь каждое кольцо моей рубахи,Лежу, — а жилы крепко сращеныС хрящами придорожной бузины.
«Мне опостылели слова, слова, слова…»
Мне опостылели слова, слова, слова,Я больше не могу превозносить праваНа речь разумную, когда всю ночь о крышуВ отрепьях, как вдова, колотится листва.Оказывается, я просто плохо слышуИ неразборчива ночная речь вдовства.Меж нами есть родство. Меж нами нет родства.И если я твержу деревьям сумасшедшим,Что у меня в росе по локоть рукава,То, кроме стона, им уже ответить нечем.
Телец, Орион, Большой Пес
Могучая архитектура ночи!Рабочий ангел купол повернул,Вращающийся на древесных кронах,И обозначились между стволамиПроемы черные, как в старой церкви,Забытой богом и людьми. Но тамВзошли мои алмазные Плеяды.Семь струн привязывает к ним СапфоИ говорит: «Взошли мои Плеяды, А я одна в постели, я одна. Одна в постели!» Ниже и левейВ горячем персиковом блеске встали,Как жертва у престола, золотыеРога Тельца и глаз его, горящийСреди Гиад, как Ветхого заветаЕще одна скрижаль. Проходит время,Но — что мне время?Я терпелив, я подождать могу,Пока взойдет за жертвенным ТельцомНемыслимое чудо Ориона,Как бабочка безумная, с купельюВ своих скрипучих проволочных лапках,Где были крещены Земля и Солнце.Я подожду, пока в лучах стеклянныхСам Сириус — с египетской, загробной, собачьей головой —Взойдет.Мне раз еще увидеть сужденоСверкающее это полотенце,Божественную перемычку счастья,И что бы люди там ни говорили —Я доживу, переберу позвездно,Пересчитаю их по каталогу,Перечитаю их по книге ночи.
Снежная ночь в Вене
Ты безумна, Изора, безумна и зла,Ты кому подарила свой перстень с отравойИ за дверью трактирной тихонько ждала:Моцарт, пей, не тужи, смерть в союзе со славой.Ах, Изора, глаза у тебя хорошиИ черней твоей черной и горькой души.Смерть позорна, как страсть. Подожди, уже скоро,Ничего, он сейчас задохнется, Изора.Так лети же, снегов не касаясь стопой:Есть кому еще уши залить глухотойИ глаза слепотой, есть еще голодуха,Госпитальный фонарь и сиделка-старуха.