— Вот что! — начал он доверительно. — Поле все равно придется отдать, без этого не обойдешься, так решим, какое лучше отдать.
— Да, да, не обойдешься! — повторяла она, качая головой.
— О Большом нечего и говорить.
— Нет, нет, Тошо.
— Не отдам его, пусть меня хоть живьем сожгут.
— Не отдавай, Тошо.
— Дадим ей участок у двух дубов.
— Большой он, Тошо, жаль мне его! Какой овес родится на нем, да не только овес… Помнишь, в тот год, когда мы отделились, какая кукуруза там выросла — на диво…
— Помню, помню! — нахмурился Юрталан. — Ты лучше скажи, что мне ей отдать, не мели попусту.
— Может, отдать тот кусочек, что у кургана.
— Много ты понимаешь! — Юрталан презрительно посмотрел на жену. — Сказано — бабий ум. У кургана! Те двадцать декаров, что у двух дубов, можно купить за семь-восемь тысяч левов, а три декара у кургана теперь и за тридцать тысяч никто не отдаст. Поле у дубов ничего не стоит, а что оно побольше, так она скорей может на него польститься. А с половиной Карагёзова сада целое хозяйство выйдет.
— И полсада?
— А то как же! — пожал плечами Юрталан. — Ничего не поделаешь, этот сад они уж своим считают. Ты же помнишь — сват и тот его помянул. Сказал я как-то, что отпишу его Стойко с Алекси, ну она и уцепилась за это… Только б согласилась.
— Только б согласилась!
Юрталан сел на лавку и, закусив ус, задумался, глядя в угол. Во рту у него был противный вкус, в ушах шумело, как после хины, в голове толпились и наскакивали одна на другую разные мысли. Как перевернулась его жизнь за один день! Еще сегодня утром он чувствовал себя гордым, независимым, строил какие-то планы, собирался купить что-то в городе, послать туда Алекси — сначала к Тоню, чтобы немного поднаторел, а потом и на самостоятельное дело. А он со старухой сидел бы дома, смотрел бы за хозяйством. Заставить сына работать на земле не удавалось, а Юрталан старел, и ему становилось не под силу постоянно воевать с батраками и поденщиками.
Стемнело. Со двора доносился воловий топот и окрики батраков. «Поят скот, — подумал Юрталан. — Но почему так поздно?» В другое время он бы им глаза выцарапал за то, что в такую темень выпустили буйных волов на обледенелый двор — они же могут поскользнуться, ногу сломать. Но теперь ему и в голову не пришло подняться и их выругать.
— Тошо! — испуганно окликнула его жена. — А те старые упыри не знают про это?
— Думаешь, она сказала им?.. — Юрталан скривил губы. — Не знаю…
— Коли сказала, ничего не стоит ей давать. Все равно разболтают…
Юрталан побледнел.
— Нет, нет! Не так она глупа, чтобы сказать им. Знаю я ее, сама свои делишки обделывает.
— Сходи к ней завтра, опять сходи, — стала настаивать старуха, — обещай дать, что уж надумал, и скажи, чтоб молчала… чтоб никому ни словечка!
— Говорил я ей!
— А она?
— Она — ничего. Никому вроде бы не говорила, а там — кто ее знает.
— Пойди, пойди завтра! Да пораньше.
— Пойду! — в задумчивости покорно произнес Юрталан.
И старуху порадовало, что он хоть раз послушался ее…
29