Избранное. Том первый

— Бабушка ошиблась.

— Так что же ты тут делаешь?

— Так, работаю.

Пете помолчал, как будто догадываясь о чем-то.

— А ужинать придешь? — быстро спросил он.

— Мне есть не хочется.

— Хочется, только ты сердишься.

— Я не сержусь.

— Нет, сердишься.

— Кто тебе сказал, что я сержусь?

— Бабушка. Она крикнула дяде: «Значит, и ты рассердился, как невестка?»

— А дядя что на это сказал?

— Ничего не сказал. Он всегда молчит.

Тошка поняла: значит, что-то встало и между сыном и матерью. Старуха постоянно поклевывает его, словно курица, кричит на него, злится. Может, она задумала его женить? Может, решила привести в дом другую сноху и натравить ее на Тошку? А вдруг молодайка окажется хорошей женщиной?.. «Ох, если бы так, если бы так!» — вздохнула Тошка. Но ей в это не верилось. Ведь Иван тоже на нее зол, смотрит, словно буйвол.

— Мама, мне спать хочется, — сказал Пете и потянул ее за платье.

— Сейчас, родимый, сейчас…

Тошка еще долго думала, долго вертелась на постели. Нет, она не умрет. Она будет жить. Жить в память о Минчо, ради Пете. Она будет работать и воспитывать сына. Вырастет он большим, и люди будут уважать его, а девушки станут бегать за ним себя не помня. Мать ни в чем не станет ему перечить, только будет заботиться о нем да радоваться на него. И будет помогать ему, насколько это в ее силах. Все пройдет, все уладится. Оскорбительные слова старухи забудутся, как дурной сон. Вот когда Ивану придется краснеть от стыда! Но Тошка его простит, Тошка словечка худого ему не скажет. Только бы дожила до этого времени старуха — увидит она тогда, как Тошка заботится и о ней, как она платит добром за прошлые обиды. Тошка будет беречь ее, словно крашеное яичко, будет лелеять ее в память о Минчо. Вот увидит она.

13

Тошка решила никому не жаловаться, но она была уже не в силах жить у свекрови.

Не слова сыпались из уст старухи, а змеи, гадюки… Сначала Тошка хотела было собрать свои пожитки и бежать к тетке Геле. Как ни плохо там, думала она, а хуже, чем тут, не будет. Но немного погодя она раздумала. Ведь придется взять с собой ребенка, ютиться в тесной каморке; тетка потерпит день-два, а потом подожмет губы. Тошка уже вдоволь хлебнула горя в ее доме, так ей ли не знать?

Заявить, что она хочет отделиться, жить с ребенком сама по себе? Но где? Кто же позволит ей жить в этом доме самостоятельно? Вот когда старуха и впрямь уморит ее оскорблениями, уморит наверное. Да и по всему селу звон пойдет. Ославят их, чего только не выдумают про них злые люди.

Она пожалуется Димо. Все ему расскажет, а он пусть выговорит им. И все останется в тайне, никто чужой не узнает про их домашние дрязги. Старуха и тут взъерепенится, а Тошка чем виновата?

Как-то раз Димо проходил по их улице и зашел к ним. Старуха мяла коноплю на гумне. Тошка приняла гостя, увела его под навес и рассказала ему о своих горестях. Говорила она то спокойно, ровным голосом, словно читая вслух книгу, то принималась плакать, давясь слезами, всхлипывая и не зная, в каком порядке рассказывать. Димо слушал молча. Но ясно было, что все это ему очень не нравится.

— Я уже раз говорил ему, — сказал он наконец, угрожающе мотнув головой.

Тошка ахнула от удивления и широко раскрыла глаза.

— Говорил? С кем ты говорил? Когда говорил?

— С Иваном. Недавно.

— Про меня говорил ему?

— Про тебя, конечно. Тут ведь сплетни пошли…

— Какие сплетни? Когда?

— Дурацкие сплетни. Будто не ладишь ты с теткой Мариолой… Это твоя тетка Гела слух пустила… А жене моей про то рассказывала тетка Кина Бунарджийкина.

Тошка побледнела, губы у нее задрожали.

— Дядя Димо, — проговорила она умоляющим голосом, — да ведь я никому ни словечка не проронила… Никому на свете… Вот тебе сейчас… а больше никому.

Но тут она вспомнила, как плакала при тетке Геле. Вот откуда все пошло. Вот откуда сплетни. Только сейчас Тошка поняла, почему Иван и свекровь так на нее косятся… «Тетя Гела!.. Тетя Гела! — повторяла мысленно Тошка. — От нее все пошло».

— Ну, Ванё я хорошенько проберу, — пообещал Димо. — А ведь когда я его спрашивал, есть ли хоть доля правды в этих толках, он сказал, что «мама-де надулась, а за что надулась, не знаю»…

— Он правду тебе сказал… это все мать… А он только молчит, но как будто сердится… На меня и не взглянет, слова мне не скажет.

Тошка старалась оправдать деверя, опасаясь, как бы Димо не выбранил его слишком сурово. И она знала, что во всем виновата свекровь.

— В этом доме и его слово должно быть слышно! — строго отозвался Димо.

— Только знаешь, дядя Димо, — с робкой мольбой проговорила Тошка, — эти наши разговоры пусть тут и останутся — дальше не пойдут… никому про них не сказывай.

Ей хотелось добавить: «Тете Веле не говори», — но она смутилась, запнулась и больше уже не могла выговорить ни слова.