Избранное. Том второй

Только теперь Сидор понял, как трудна его должность. К каждому лазейка нужна. Но где её отыскать? К одному Евтропию и то ключик не подберёшь: с загадом замочек! А сколько их, таких замочков-то!..

И всё-таки разговор с Евтропием был необходим. Но Пермин откладывал его: трусил ли, стыдился ли...

С другими проще: где прикрикнешь, где шуткой достанешь... Здесь такая тактика не годилась. Евтропий мужик тонкий. Хитрить с ним бесполезно: сразу подкусит. А правду сказать – вдруг она обернётся неправдой?

Это и смущало.

- Кобелька-то купил Ворону? – издалека начал Сидор.

- Продаёшь, что ли? – усмехнулся Евтропий.

- К слову пришлось, – насупился Пермин и, отбросив прочь дипломатию, привычно рубанул:

- Давай в открытую! Люди судачат, будто ты на колхозное позарился... Верно – нет?

- Кто говорит, тот знает, – Евтропий до хруста сжал зубы, чуть заметно побледнел.

- А зачем брал?

- Зачем другие берут?

- Другие не члены правления... Ты и до колхоза к чужому охоч был?

- Грешен. Бабка у меня прижимистая была... А я мёд любил... Бывало, подкрадусь к горшку, да ложкой, да ложкой...

- Ну а после?

- И после так же, – всё ещё не теряя терпения, отвечал Коркин. – Раз колхозных коней цыганам сбыл, а другой Мите Проши- хину шесть десятин лесу в карты проиграл...

- А овечек... овечек почём сбыл? – задыхаясь, спрашивал Пермин.

В иное время он бы вскочил, встряхнул Евтропия за грудки от имени власти, но сейчас пытал спокойно, лишь нога подрагивала да из прикуса на губе – капелька крови.

- Пустое дело! – беспечно отмахнулся Евтропий. – Хотел бабу одеть... Да её разве оденешь! На одну ляжку мануфактуры хватило... На две – хоть весь колхоз распродавай... А ты к чему интересуешься? Я в долю не беру...

- Измываться?

- У тебя плечо-то болит? – полюбопытствовал Евтропий.

Пермин недоумённо наморщил лоб: к чему это?

- А к тому, – пояснил Коркин, – ежели с крыльца загремишь – не ушибёшься?

- Тебе какая забота? – совсем уж нелепо спросил Пермин.

- А кому заботиться о тебе?! Бабы нет, друзей не нажил...

- Верно говоришь, – кивнул Пермин и невольно улыбнулся: ясно, что Коркин не виноват. Жулики так не разговаривают. Да и сроду это не водилось за ним. – Ты не обиделся, Евтропий? Не обидься, я сгоряча...

- Агнея, собери-ка на стол! – велел Коркин. – Гость ведь...

- Этот гость как ржавый гвоздь, токо выбросить некому. За наш хлеб нас же отлает... Не будет ему привета...

- Кто тебе сказывал-то?

- Слышал я, как Дугин Мите шептал...

- А-а, эти сами не промахнутся.

- Нашёл кому верить! – вставила Агнея.

Евтропию надоело слушать воркотню жены.

- Помолчи, Агнея, – говорил Пермин. – Колхоз по крохам собирали, растаскивают – возами. Разве не обидно?

- А вы ушами хлопаете...

- Может, и хорошо, что один живёшь, – с хитрецой задумался Евтропий. – С бабой, как с норовливой кобылой: ни вожжами её, ни плетью не уймёшь.

- Я тебе такую плеть покажу!

- Ну вот, – призывая Сидора в свидетели, коротко вздохнул Евтропий, – видишь, как маюсь? Вдовому-то куда легче! Ох-ох! – застонал он от ядрёного подзатыльника жены. – Оконфузила!

- Ты скорей оконфузишь.

- Видал? Слова молвить не даёт, – страдальчески сморщился Евтропий и ободрил гостя: – Ты жуй, не сумлевайся: не колхозное ешь.

Сидор поперхнулся.

- Одно непонятно: какой резон Дугину напраслину возводить?

- Стало быть, есть резон. Непростой он человек, сразу не разгадаешь...

- Но кто всё-таки?

- У сторожа спрашивай... Он куда смотрел?

- Я так думаю, что Митя сам приложился, но ведь не один же он угнал столько...

- Без помощников не обошлось.

- Вот я и хочу знать, кто они?

- Спроси что полегче, – Евтропий упорно умалчивал о своём соседе.

- Благодарствую, – отодвинул чашку Пермин. – Сытно кормите.

- Дёшево достаётся, – кольнула Агнея.

Накинув полушубок, Сидор сбежал с крыльца и направился к озеру, на берегу которого приютился аккуратный когда-то, теперь жалкий и ободранный домишко Прошихина. Прямо через сорванную крышу амбарушки смётаны копны две сена. Забор истоплен на дрова. Крыльцо иструхло, скособочилось. Из трёх ступенек две сорваны.

Митя готовился к вечеру, проклеивая картошкой свежую колоду карт, разрисованных Логином.

- Обновим? – предложил он и лишь после этого ответил на приветствие: – Здорово будешь.

Распушив карты, Пермин без обиняков спросил:

- Сколь овечек угнал?

Митя, если его уличали, не запирался.

- Четыре, нет... однако, пять.

- Раз, раз, раз, – до пяти со свистом начал охаживать его по щекам Пермин. Карты рассыпались.

- Больно же! – Митя пятился к порогу, в глазах недоумение: из-за чего?

Он не считал воровство пороком и ни от кого не скрывал, что ворует. Для него это было не средством к существованию, а скорее – искусством. Правда, художником он был посредственным, зато не знающим устали. Случалось, встретив на улице жертву своего набега, Митя предупреждал:

- Я, понимаешь, дюжину гнёзд у тебя подкопал... Добра картошечка! Необходимо ишо разок наведаюсь! – и наведывался.

Его не раз бивали за это.

Если у кого-то что-то терялось – шли к Мите. И находили у него. Он без смущения возвращал и похваливал взятое, воровал, точно напрокат брал.