Избранное. Том второй

Он носил газеты в поясе и читал их везде, где только мог. По вечерам самым спокойным местом был хлев. Это было длинное, низкое строение. Узкая полоска света струилась только через обращенное на восток маленькое окошко. Над загородкой для телят, под самой черепицей, среди густой серой паутины, облепленной пылью и волосками, Казак устроил себе нары. Там было тепло, пахло мочой, навозом и гнилой соломой.

Казак читал при свете маленькой жестяной керосиновой лампы. Когда глаза уставали, он откидывался на набитую соломой подушку и размышлял о прочитанном, прислушиваясь к спокойному монотонному хрупанью животных, жующих жвачку.

Чем больше он читал, тем сильнее разгоралась в нем тяга к знанию. У него появилось нечто вроде зуда в мозгу, который можно было утихомирить только этими густыми, увлекательными строчками. Прочитав несколько раз газету с картинками, он принимался за партийный орган. Сначала эта газета показалась ему сухой и неинтересной, особенно длинные статьи. Они были написаны трудным языком и слишком общо рассказывали о невзгодах бедняков. Интересны были небольшие заметки на третьей и четвертой страницах, присланные со всех концов Болгарии, в которых ясно и просто описывались издевательства господ и полиции, рассказывалось о протестах, об арестованных, о партийной работе.

Однажды вечером, когда он полулежа разглядывал снимок рабочей демонстрации в Германии, в хлев вошел Заяц. Он молча обошел все ясли, внимательно оглядел их, сгреб лопатой навоз из-под ездовых волов и, пхнув ногой кучку рассыпанной мякины, вскинул голову.

— Ты это самое… занят чем?

— Занят.

— Чем же это?

— Читаю.

— А чего спать не ложишься?

— Не спится.

— Не спится, а керосин жжешь…

Казак пожал плечами. У него чуть не сорвалось с языка: «Ну и жгу, подумаешь!» Когда Заяц, недовольный в рассерженный, ушел, Казак пожалел, что промолчал. Он ожидал хозяйского попрека, но не из-за такого пустяка, как лампочка… Он слышал, что Заяц был им недоволен.

«Совсем не тот, каким был у Деяна! — будто бы говорил Заяц. — Работает кое-как, плакали мои пять тысяч…»

«Был деяновский батрак, да весь вышел, — подумал Казак и подмигнул сам себе. — Хоть пятьдесят тысяч давай, не найдешь его. Работаю кое-как! А он чего хочет, лодырь чахоточный? Работать, да еще пятки ему лизать?.. Дураков нет!»

Каждый день Казак читал и перечитывал коротенькие заметки в газете о издевательствах хозяев, грабительских расчетах, о скверных условиях жизни и труда в городах и деревнях. Казак удивился, когда Фика сказал, что их пишут простые люди, рабочие и крестьяне. Сначала заметки казались ему далекими и чуждыми, но постепенно становились близкими, своими. В каждой из них он находил и частицу своих горестей, тягот и желаний. Некоторые заметки были подписаны полным именем, другие — сокращенным или выдуманным, чтобы не выдавать себя, но с тех пор, как Казак узнал, что это имена простых, малограмотных, как и он, людей, он почувствовал себя одним из них. Ведь он негодовал, когда негодовали они, смеялся и радовался вместе с ними. Наверное, эти работяги читали и знали чуть побольше, коли решились писать… Вот бы и ему так… Рассказать всем, как он, горемыкам, что в таком-то селе есть некий Коста Деянов, который целых пять лет обманывал и грабил батрака и будет обманывать и грабить других, пока они не станут сознательными и не организуются для классовой борьбы. И подписаться внизу полным именем, чтобы Деян, увидев, лопнул от злости…

Или взять, к примеру, Зайца… С виду тихоня и не шибко богат, а говорит с ним напыжась и свысока и все-то недоволен, все шумит, что работа идет плохо… День и ночь не зная покоя, Казак за гроши гнет спину, ест квашеные овощи и фасоль, а Зайцу стало жаль капли керосину… Все хозяева одной породы… Но если он еще раз попрекнет, такой отпор получит, что до гроба будет помнить…

На следующий день Заяц снова заговорил с ним.

— Ты… это самое… допоздна засиживаешься…

— Ночи сейчас длинные, а делать нечего.

— Так вот… я смотрю… почитываешь…

— Читаю.

— А что читаешь?.. Про Женевьеву[22], что ли… или какую другую историйку?

— Газеты читаю.

— Какие газеты?

— Наши газеты.

— Какие это — наши?

— Наши — рабочие.

— Гм, смотри ты! — криво усмехнулся Заяц и сплюнул. — Они тоже запутались — ничего у них не выйдет.

— Кто запутался?

— Да твои рабочие…

— Вовсе не запутались! — решительно возразил Казак. — Наоборот, они на самом правильном пути.

— Ну и ну! Еще вчера был в Земледельческом союзе, а теперь ишь как в коммунистической политике разбираешься…

— Не был я в Земледельческом союзе!

— Да что ты? Будешь отрекаться, как святой Петр… Все знают, что ты был первым подручным у Деяна…

— Я был только его батраком!

— Кем был, тем и ладно — не будем об этом… Так вот что… Давай я запишу тебя в нашу партию. Там наше место среди демократов…

— Хозяин и батрак не могут быть заодно…

— Ну, ну!.. Равенства захотелось, а?

— Для одних равенство есть, а для других мы добьемся.