Избранное. Том второй

— Безбожники не жулики! — резко и горячо заявил Митко. — Воруют те, кто зажигает самые длинные свечки…

За такой ответ трое полицейских вечером основательно «подковали» его в конюшне. До утра он держал ноги в холодной воде и два дня после этого еле волочил их, как побитая собака.

Все в селе поняли, что кража была предвыборной уловкой Деяна. Он одним ударом хотел убить двух зайцев: отстранить от выборов самых деятельных агитаторов Трудового блока и возбудить ненависть и презрение крестьян к осквернителям божьего дома.

В эти дни Казак совсем забросил работу и неутомимо сновал по деревне.

— Эта кража дело рук Деяна! — во весь голос говорил он крестьянам. — Дайте мне его на денек, и если не скажет, где крест, сожгите меня живьем!

— Незачем давать его тебе, мы и так знаем, чего он стоит…

— Неужто Пантов да Эсемов пойдут воровать кресты… — замечали другие.

— А за Фику я отвечаю головой! — горячился Казак. — Сыпани перед ним кучу золота, он плюнет и отвернется…

— Эй, Димо, полегче! — поддел его Петр Чоп, который только и думал о том, как бы заработать угощение от Деяна и Элпезова. — Еще неизвестно, чем дело кончится…

— Известно.

— Ты можешь сказать, кто ограбил церковь?

— Могу.

— Ну, так скажи!

— Деян. Коли не он, так поп и никто другой!

— Ну и ну, — и попа впутываешь в эту историю!

— Я говорю, коли не староста, так поп… А что это Деян, про то каждая собака знает!

— Почему же забрали совсем невинных людей? — спросил с возмущением один из крестьян.

— Почему? Потому что Деян и Элпезов думают, что если их убрать, простаки вроде тебя попадутся на их удочку… Вот почему! — ответил один из собравшихся парней. Глянув на своих улыбающихся слушателей, он прищелкнул пальцами и воскликнул: — Держи карман шире!

У всех сложилось впечатление, что Казак знает нечто очень важное о Деяне и поэтому так открыто и с яростью нападает на него. А раз так, то и другие расхрабрились, и сами стали решительно уверять всех, кто еще недоверчиво качал головой, что вор не кто иной, как Деян.

— Порази его господь, мироеда проклятого! — кляли Деяна старухи. — Мало ему нашей неволи, так на церкву посягнул…

— Жрал, обожрал общину, так что назад поперло, теперь в алтарь зубами вцепился, собака проклятая! — говорили старики и ругались с едкой, бессильной злостью.

Цель наскоро состряпанного накануне общинных выборов грабежа была всем ясна. Активистов Трудового блока бросили в застенок управления полиции… Неужели Казак будет сидеть сложа руки и смотреть, как Деян обтяпывает свое дельце!.. Казак чувствовал, какая тяжесть свалилась ему на плечи, надо было действовать быстро и энергично, не знать покоя ни днем, ни ночью, чтобы восполнить утрату, но он не знал, как это сделать… Остальные притихли, агитировали исподтишка, чтобы при случае увильнуть в сторону. Да и вся предвыборная борьба велась вяло, без души, без плана — самотеком… Казаку это очень не нравилось. Он догадывался, что кто-то все-таки пытается выправить положение, но кто были эти активные партийцы, он не имел понятия, да к тому же далеко не все относились к нему с полным доверием.

— Дальше так дело не пойдет! — сказал себе Казак. — Что скажет Фика, когда вернется?

Сдаться, потерпеть поражение на выборах значило обрадовать Деяна, взбодрить всех сельских заправил… И Казак решил действовать.

Прежде всего он пошел к Эсемову. Тот строгал какие-то спицы и так увлекся своим делом, будто от обработки желтоватых заготовок из вяза зависела победа пролетариата.

— Так дело не пойдет, дядя Марин, — обратился к нему без обиняков Казак, — работать надо… что-то сделать…

— Что сделать? — спросил Эсемов, отложив тесло и глядя на него безразличным взглядом.

— Надо собраться и обдумать…

— Список кандидатов уже утвержден, — сообщил Эсемов, давая понять, что ничего уже сделать нельзя.

— Знаю, — возразил Казак, — но нужно погоношиться, обойти людей… Деян и Элпезов давно уже ходят по домам… Угрожают, уламывают… А мы дремлем…

Эсемов кивнул, словно бы в знак согласия, но ничего не сказал. Казак подождал, потом решительно повторил:

— Нам надо собраться и поговорить, — и строго посмотрел на Эсемова.

— Давай соберемся, Димо… Я не против, и хорошо было бы… только… скажи и другим… А у меня, видишь, работы невпроворот…

— Где соберемся?

— Можно и у нас… К вечеру… когда стемнеет…

«Хорошо хоть на это согласился, — подумал Казак, уходя. — Эх, Митко, Митко, а ты какой славный парень!» — вздохнул он уже на улице, вспоминая младшего Эсемова.

Казак обошел все корчмы, всюду заглядывал, делал знаки партийцам, шептал им на ухо о собрании и шел дальше. Потом он к кое-кому из активных партийцев и ремсистов зашел домой. Дело, за которое он взялся, увлекло его, он не чуял усталости, ему лишь не хватало крепкого, надежного товарища и помощника, закаленного в партийной борьбе. Не хватало Павлю Трендафилова — его хозяин задумал строить дом и отправил Павлю за лесом аж в Родопы. Конечно, Казак надеялся справиться и сам, но боялся оплошать. Что он тогда скажет Фике?..