Избранное. Том второй

— Предупредим, чтобы потом не отпирался.

Двое нежданных посетителей свалились на Деяна как снег на голову. Он стоял, прислонившись к стволу молодой лозы и с жаром что-то втолковывал одному из полевых сторожей. Увидев подошедших, он смутился, дрогнул, и румянец сбежал с его мясистого, круглого лица.

— Сегодня воскресенье… никого нет, — сказал он, отступив на два шага.

— Ты нам нужен, — объяснил Найдю.

— Я вам нужен? Зачем?

— Господин председатель! — нарочито торжественно начал Найдю. — Сегодня после обеда мы устраиваем публичное собрание от имени Рабочей партии…

Казак, мрачный, со стиснутыми губами, стоял в стороне, искоса поглядывая на своего бывшего хозяина.

— Где вы его устраиваете? — бессмысленно спросил Деян.

— В школе.

— Ладно, ладно… только вот… сами знаете… — путаясь, начал он. — Запрещено… Есть приказ околийского управления.

— Мы предупреждаем, согласно закону, а на произвол властей плюем…

— Никаких предупреждений… — Деян уже справился с растерянностью. — Все собрания коммунистов запрещены…

— Мы созываем собрание от имени Рабочей партии… — повторил с наивным видом Найдю.

— Все едино… Нельзя!

Казак сухо прокашлялся.

— Мы предупреждаем согласно закону! — настойчиво повторил Найдю.

— Старые законы уже не действуют!.. Говорю вам по-человечески, чтобы потом не было неприятностей…

— Тогда мы устроим собрание по нашим законам, — сердито и твердо заявил Найдю.

— Я не позволю!

— А мы и спрашивать тебя не будем!

Дели украдкой глянул на Казака. «Неотесанный медведь», — подумал он, а вслух сказал:

— Попробуйте…

— Мы пошли.

Перед школой уже толпился народ. Какой-то парень пролез сквозь разбитое окошко в подвале, пробрался в зал и распахнул запертые лишь на засов боковые двери. Люди хлынули в узкий зал. Последним из партийцев вошел Найдю. Рядом с ним шел невысокий парень, он с живостью оглядывался по сторонам, размахивая короткой, крепкой тростью. Теперь Казак понял, почему Найдю, как только они вышли из общины, куда-то исчез.

— Познакомьтесь! — обратился к нему Найдю, показывая на Казака.

Не успел Казак опомниться, как парень схватил его огромные пальцы и энергично пожал их.

— Наш оратор, — пояснил Найдю с гордостью, словно хотел сказать: «А кто его привел?»

Казак с благоговением смотрел на оратора, удивляясь, что такой паренек будет выступать на публичном собрании.

— Ты охраняй двери, — сказал Найдю, хлопнув его по плечу, многозначительно подмигнул и шмыгнул, как суслик, в глубину узкого, длинного зала.

— Товарищи! — крикнул он и немного выждал. Оживленный шум волной откатился в коридорчик, тоже заполнившийся слушателями. — Товарищи! — повторил Найдю, и голос его зазвучал смело и уверенно. — Из города приехал один товарищ, он расскажет нам о кризисе и выходе из него… Слушайте его внимательно!

Найдю никогда не вел собраний, но знал, что так положено начинать, все заранее обдумал и рассчитал и потому был так уверен и спокоен.

Под сотнями любопытных глаз молодой человек шагнул в сторону, оперся левой рукой на спинку стула и окинул взглядом собравшихся.

— Товарищи!

Это было не обращение, а призыв, краткий, ясный и боевой. Полетели крылатые слова, увлекли даже самых равнодушных, приковали к себе Казака и погрузили в поток мыслей, чувств и желаний, которые волновали сердца и будили умы… Каждый находил в них свою боль, слышал в них свое горе и гнев.

Крестьяне дивились не тому, что слышат свои сокровенные мысли, которыми они до сих пор ни с кем не делились, а тому, что исходят они из уст парня, который, судя по одежде и лицу, никогда и не жил в деревне.

— …И в то время, как дармоеды, эксплуататоры, банкиры снимают сливки с вашего тяжелого и необеспеченного труда, а их слуги и подпевалы придумывают себе все новые вознаграждения, прибавки и командировки, — вы ломаете голову, как перевернуть продранные стельки у царвулей, чтобы дырка не пришлась против дырки!

Среди грома аплодисментов, хохота и возгласов молодой оратор остановился, чтобы перевести дух. И словно по данному знаку все украдкой взглянули себе на ноги.

Зал был переполнен, около дверей толпились вновь пришедшие; покраснев от натуги, они локтями и коленями пробивали себе дорогу, изнемогая от любопытства.

— Подвешен язык у парня…

— От горшка два вершка, а смотри ты…

— Мозги у него росли, не то что у тебя…

— Слушай, не лягайся, а то как вдарю…

— Шшш!

Казака оттесняли все дальше и дальше; даже вытянув шею, он уже не видел оратора, да и стоять на цыпочках было уже тяжело. Но слова по-прежнему звучали ясно, били стальными молотами в навостренные уши, раскрывали сердца бедняков, вселяя в них пламя неведомого восторга и твердую веру в будущее.

В дверях вдруг возникла давка.

— Деян!

— Шшш!

— Со сторожами…

— Смотри, как нахохлился, словно коршун…

— Так мы его и испугались…

Деян остановился у дверей, скорее со страхом, нежели строго, оглядел зал и, шагнув тяжело и угрожающе вперед, спросил, ни к кому не обращаясь:

— Что здесь происходит?

— Собрание, — неуверенно ответил кто-то.

— Кто разрешил вам устраивать здесь собрание?