Читаем Избранное. Тройственный образ совершенства полностью

С виду еврейская религия нисколько не изменилась. Все так же в зените стоит воплощенный образ Бога; то же жречество, те же моления, возлияния, жертвоприношения, празднества. Но внутренно Бог Амоса и Второисаии глубоко отличен от Бога Деборы. За пять веков разумение народа углубилось и окрепло. Густой узор действительности словно бледнел, обнажая черты должного, совершенного мира. Самораскрытие духа, сознаваемое человеком в воплощениях его внешнего творчества, все яснее обнаруживало неудержимую устремленность бытия. Сущее – призрак и ложь, лишь мгновенный вид становящейся, таинственно-предопределенной жизни; в сущем реальна не данность, а тенденция, долженствование. Следовательно, мир – закономерно и непреложно осуществляющийся замысел, или, по терминологии старого мифа, – замысел Бога. Этот замысел осуществляется всем составом и во всех явлениях мира, в том числе и человеком в его деятельности. Исполнять вселенский замысел, не противиться ему и не лениться – естественное существование человека; тогда оно прекрасно и безболезненно. Напротив, непокорность мировому закону противоестественна. Жизнь ослушника не оправданна, не имеет смысла, и мир неминуемо извергнет его, как ненужную и вредную вещь; мир перестает кормить и оберегать его, да еще гневно бьет, пока не уничтожит или не образумит.

Таково содержание ветхозаветной религии в ее второй, моральный период. Она осталась тем же, чем была, – общим учебником жизни, нужнейшим из достояний человека. От первых проблесков сознания человек искал одного, – самое сознание и зародилось в нем и пребудет вовеки этим одним вопросом: как жить, как прожить в противоречивой множественности собственных влечений, или, что то же, мировых явлений? И, накопляя знания, он время от времени сводил их в систему, которую легко было и обозреть, и запомнить: таковы были его первые мифы; и постепенно исправлял свой миф, дополнял и усложнял его, не меняя, однако, его основного плана, потому что план мира был от самого начала верно начертан в мифе. Религия была как бы схематическим и наглядным руководством по общей технике жизни, как если бы кто научил желающего изучить ремесло только общей технике ремесла, а в остальном предоставил бы его собственному усердию и дарованию. Религия предков давала только самые общие указания по мировой технике человеческой жизни, религия пророков была гораздо более ясным и подробным руководством.

Древний Бог евреев олицетворял самосознание полудикого духа, который уже познал себя средоточием и прообразом мировой воли, но только как неукротимой энергии, а не как закономерного движения. Мир повелевал человеку только одно: знай и помни, что ты во мне, мною создан и мною существуешь; иначе всякий твой помысел будет ошибочен и всякий поступок – на гибель тебе. Оттого древний Бог требует прежде всего – общей любви к себе, почтения и страха. Он безнравствен, как человеческий дух в ту пору; ему нипочем толкнуть человека в соблазн, вовлечь в обман или погубить коварством; его жестокость безмерна, – страницы хроник сочатся кровью, пролитой Им самим или по Его приказанию. Он беззаконен, то есть неразборчив в средствах; у него один закон – еще не расчлененный замысел мира, и для него хороши все средства, которые заставляют человека признать обязательным для себя этот замысел.

Это требование навсегда остается первым требованием религии, как основное, самое общее знание человека о мире и своем месте в нем: мир, как целое, – единственная реальность, личность же реальна, а следовательно, и права, и благополучна в мире лишь постольку, поскольку она исполняет его единый закон. Оттого и пророки неустанно проповедуют прежде всего общую любовь к Богу и общий страх пред ним, как первое правило космически-верного поведения. Страх Божий, как компас на море, указывает общее направление: надо править душою на целостное совершенство мира – на Бога.

Но теперь уже компаса мало; уже подробнее обслежено море и найден человеческий фарватер: если хочешь верно плыть, держись его. К прежнему требованию: повинуйся мировому закону – воле Бога – присоединяется другое, более точное: в частности, повинуйся человеческому уставу мирового закона – разуму рода. Бог по-прежнему мыслится в воплощенном образе, отдельным от мира всемирным существом, то есть человек все еще ощущает мир внеположным себе и независимым от себя объектом своих восприятий и воздействий – и в то же время воля Бога уже познана, как сверхличная, родовая воля самого человека, – Бог вочеловечился, то есть человек сознал закономерность своего духа закономерностью вселенского бытия.

Перейти на страницу:

Все книги серии Российские Пропилеи

Санскрит во льдах, или возвращение из Офира
Санскрит во льдах, или возвращение из Офира

В качестве литературного жанра утопия существует едва ли не столько же, сколько сама история. Поэтому, оставаясь специфическим жанром художественного творчества, она вместе с тем выражает устойчивые представления сознания.В книге литературная утопия рассматривается как явление отечественной беллетристики. Художественная топология позволяет проникнуть в те слои представления человека о мире, которые непроницаемы для иных аналитических средств. Основной предмет анализа — изображение русской литературой несуществующего места, уто — поса, проблема бытия рассматривается словно «с изнанки». Автор исследует некоторые черты национального воображения, сопоставляя их с аналогичными чертами западноевропейских и восточных (например, арабских, китайских) утопий.

Валерий Ильич Мильдон

Культурология / Литературоведение / Образование и наука
«Крушение кумиров», или Одоление соблазнов
«Крушение кумиров», или Одоление соблазнов

В книге В. К. Кантора, писателя, философа, историка русской мысли, профессора НИУ — ВШЭ, исследуются проблемы, поднимавшиеся в русской мысли в середине XIX века, когда в сущности шло опробование и анализ собственного культурного материала (история и литература), который и послужил фундаментом русского философствования. Рассмотренная в деятельности своих лучших представителей на протяжении почти столетия (1860–1930–е годы), русская философия изображена в работе как явление высшего порядка, относящаяся к вершинным достижениям человеческого духа.Автор показывает, как даже в изгнании русские мыслители сохранили свое интеллектуальное и человеческое достоинство в противостоянии всем видам принуждения, сберегли смысл своих интеллектуальных открытий.Книга Владимира Кантора является едва ли не первой попыткой отрефлектировать, как происходило становление философского самосознания в России.

Владимир Карлович Кантор

Культурология / Философия / Образование и наука

Похожие книги

Искусство войны и кодекс самурая
Искусство войны и кодекс самурая

Эту книгу по праву можно назвать энциклопедией восточной военной философии. Вошедшие в нее тексты четко и ясно регламентируют жизнь человека, вставшего на путь воина. Как жить и умирать? Как вести себя, чтобы сохранять честь и достоинство в любой ситуации? Как побеждать? Ответы на все эти вопросы, сокрыты в книге.Древний китайский трактат «Искусство войны», написанный более двух тысяч лет назад великим военачальником Сунь-цзы, представляет собой первую в мире книгу по военной философии, руководство по стратегии поведения в конфликтах любого уровня — от военных действий до политических дебатов и психологического соперничества.Произведения представленные в данном сборнике, представляют собой руководства для воина, самурая, человека ступившего на тропу войны, но желающего оставаться честным с собой и миром.

Сунь-цзы , У-цзы , Юдзан Дайдодзи , Юкио Мисима , Ямамото Цунэтомо

Философия