Читаем Избранное. Тройственный образ совершенства полностью

В том воплощенном образе вочеловечение Бога представляет зрелище потрясающего трагизма. Бог, как символ только созерцаемой сущности, был, без сомнения, величаво спокоен в своей миродержавной мощи. Но то время минуло давно; таким уже не помнил его еврейский народ. Уже на заре сознания пребывающий Бог является Богом стремящимся, волящим, повелевающим; религия уже в своих зачатках – законодательство. А желать значит не иметь, и потому желание – страдание. Бог хочет отождествить с своей волей волю человека; отдельный от человека, он хочет слиться с ним безраздельно; но человек, упорствуя, запирается от него; Бог тщетно стучится в человеческое сердце, увещевает и грозит, и глубоко страдает, потому что его собственная предустановленная воля – то, на что он обречен самой сущностью своею, – стать человеком. Он должен умереть, как Бог в воплощенном образе, но вся его сущность – предельный план мирового совершенства, и знание способов его осуществления, и безграничная энергия мира, вся устремленная к той цели, – должна наполнить человеческий дух. Мир – не реальность, и потому его бытие – не покой; мир – только пламенная и уверенная мечта, имманентная бытию. Жизнь мира – бесконечное стремление, тоска и страдание. Мир болен в самой сердцевине своей – в человеке. Поэтому путь Бога в истории – крестный путь. Его неумолчные жалобы у пророков звучат великой болью: человек презрел Его, не исполняет Его велений. Бог-мир зовет в свидетели небо и землю: не он ли создал и лелеет человека? «Вол знает владетеля своего, и осел – ясли господина своего, а Израиль не знает Меня» (Исайя I 2–3). Он спрашивает с горьким недоумением: «Какую неправду нашли во мне отцы ваши, что удалились от Меня и пошли за суетою и осуетились?» (Иерем. II 5). Во что еще бить их, как вразумить? Шестая глава Михи рисует тяжбу Бога с Израилем: гениальные строки, напоенные всей болью бытия. «Слушайте, что говорит Господь: встань, судись перед горами, и холмы да слышат голос твой. Слушайте, горы, суд Господень, и вы, твердые основы земли, ибо у Господа – суд с народом Своим, и с Израилем Он состязуется. Народ мой, что сделал Я тебе и чем отягощал тебя? отвечай Мне».

Он требует немногого: только воли человека. Что такое праведность? – Космически-правильная жизнь человека, совпадающая с его собственным благополучием. Что нужно для праведности? – во-первых, космическое, не замкнутое сознание; во-вторых, межлюдское нравственное поведение. «О, человек, сказано тебе, что – добро, и чего требует от тебя Господь: действовать справедливо, любить дела милосердия – и смиренномудренно ходить пред Богом твоим» (Мих. VI 8).

XXIII

Как ученый в своей лаборатории, так малолюдный народ в крошечной стране, окруженной колоссальными империями Ассирии, Вавилона и Египта, начал, и делал, и кончил – собственно для себя, но ясно понимал, что и на пользу всего человечества – то дело, которое одно задано человеку; потому и чувствовал себя избранным народом Бога, что сознавал всемирно-исторический смысл своего национального дела. Жизнь – сложное и опасное искусство, подобное работе над взрывчатыми веществами. Малейшая ошибка грозит тяжкими повреждениями, болью и смертью; здесь незнание или забывчивость, торопливость и нерадение – верная гибель. И так как рожденный обречен жить, то для человека нет ничего нужнее, как изучить искусство жизни, то есть узнать свойства взрывчатых веществ, над которыми он поставлен трудиться и выработать правильные приемы обращения с ними.

Нет числа окружающим меня созданиям, и каждое из них – индивидуальность, и каждая индивидуальность стремится утверждать свое бытие на счет других; в каждом особенное взрывчатое вещество – его воля, – во мне также – и действия его я не знаю. Но взрыв одного вызывает взрыв другого; я сам неведомым взрывчатым веществом, заключенным во мне, моей волею, ежеминутно вызываю взрывы кругом, и взрывы других созданий в мире ежеминутно ранят меня и грозят уничтожить. Уже пещерный человек владел огромными познаниями по технике обращения с взрывчатыми веществами природы и собственного духа. Всякая религия есть свод таких знаний, и потому нет народа без религии. Но еврейский народ первый в полном объеме и с ясным сознанием определил задачу разума: частных и разрозненных сведений недостаточно; надо поставить исследование в мировом масштабе. И, не дожидаясь других, один предпринял гигантский труд, плодом которого должно было быть спасение человечества, предпринял и исполнил, насколько сумел, – во всяком случае, с величайшим рвением и непоколебимым мужеством, «весь в язвах»{164}, как описывает его Исайя, от бесчисленных взрывов изнутри и извне. Познание, добытое им в столь опасных опытах, – достояние всего человечества; ему в значительной мере обязан и я, пишущий эту страницу, и вы, читающий ее, и московская прачка, и кельнер берлинского кафе, и любой член Нижней Палаты в Лондоне – ему, говорю я, мы обязаны тем, что наша жизнь – работа на фабрике взрывчатых веществ – проходит уже безопаснее.

Перейти на страницу:

Все книги серии Российские Пропилеи

Санскрит во льдах, или возвращение из Офира
Санскрит во льдах, или возвращение из Офира

В качестве литературного жанра утопия существует едва ли не столько же, сколько сама история. Поэтому, оставаясь специфическим жанром художественного творчества, она вместе с тем выражает устойчивые представления сознания.В книге литературная утопия рассматривается как явление отечественной беллетристики. Художественная топология позволяет проникнуть в те слои представления человека о мире, которые непроницаемы для иных аналитических средств. Основной предмет анализа — изображение русской литературой несуществующего места, уто — поса, проблема бытия рассматривается словно «с изнанки». Автор исследует некоторые черты национального воображения, сопоставляя их с аналогичными чертами западноевропейских и восточных (например, арабских, китайских) утопий.

Валерий Ильич Мильдон

Культурология / Литературоведение / Образование и наука
«Крушение кумиров», или Одоление соблазнов
«Крушение кумиров», или Одоление соблазнов

В книге В. К. Кантора, писателя, философа, историка русской мысли, профессора НИУ — ВШЭ, исследуются проблемы, поднимавшиеся в русской мысли в середине XIX века, когда в сущности шло опробование и анализ собственного культурного материала (история и литература), который и послужил фундаментом русского философствования. Рассмотренная в деятельности своих лучших представителей на протяжении почти столетия (1860–1930–е годы), русская философия изображена в работе как явление высшего порядка, относящаяся к вершинным достижениям человеческого духа.Автор показывает, как даже в изгнании русские мыслители сохранили свое интеллектуальное и человеческое достоинство в противостоянии всем видам принуждения, сберегли смысл своих интеллектуальных открытий.Книга Владимира Кантора является едва ли не первой попыткой отрефлектировать, как происходило становление философского самосознания в России.

Владимир Карлович Кантор

Культурология / Философия / Образование и наука

Похожие книги

Искусство войны и кодекс самурая
Искусство войны и кодекс самурая

Эту книгу по праву можно назвать энциклопедией восточной военной философии. Вошедшие в нее тексты четко и ясно регламентируют жизнь человека, вставшего на путь воина. Как жить и умирать? Как вести себя, чтобы сохранять честь и достоинство в любой ситуации? Как побеждать? Ответы на все эти вопросы, сокрыты в книге.Древний китайский трактат «Искусство войны», написанный более двух тысяч лет назад великим военачальником Сунь-цзы, представляет собой первую в мире книгу по военной философии, руководство по стратегии поведения в конфликтах любого уровня — от военных действий до политических дебатов и психологического соперничества.Произведения представленные в данном сборнике, представляют собой руководства для воина, самурая, человека ступившего на тропу войны, но желающего оставаться честным с собой и миром.

Сунь-цзы , У-цзы , Юдзан Дайдодзи , Юкио Мисима , Ямамото Цунэтомо

Философия