Его толкала, прежде всего, жажда славы. Он поселился в Воклюзе осенью 1337 года, а уже в конце 1338-го упомянутое выше письмо короля Роберта нарушило его душевный мир: оно раздразнило его ненасытное честолюбие, и с этой минуты он уже не найдет покоя, пока не добьется лаврового венка. Два года он неустанно хлопочет, раскидывая сети лжи и лести, и, наконец, успех венчает его усилия; тогда он надолго покидает свой тихий Воклюз: морем из Марселя он переправляется в Неаполь, где король и поэт разыгрывают комедию испытания на степень лауреата, оттуда едет в Рим, произносит речь на Капитолии и принимает венец, спустя несколько дней оставляет Рим, на пути попадает в руки разбойников, едет в Пизу, оттуда – в лагерь Корреджо{215}
и вместе с ними вступает в только что отнятую ими у Скалигеров{216} Парму, где «уступая их любезной просьбе», остается целый год. Затем мы опять находим его в Воклюзе, но он часто наезжает в ненавистный ему Авиньон, разумеется – с целью добыть новый приход, в чем и успевает. В следующем, 1343, году он отправляется послом от папы в Рим и Неаполь, оттуда переезжает в Парму и здесь покупает себе дом, но уже спустя год, в феврале 1345 года, бежит из осажденной Пармы и отправляется в Скандиано, оттуда в Модену, Болонью и Верону, затем в Авиньон и Воклюз. Сначала он искал славы, теперь слава преследует его: папа, император, короли сицилийский и французский, Висконти, Корреджо, Гонзага, Малатеста{217} – все наперерыв зовут его к себе, все сулят ему почести и жизнь в довольстве; как устоять против этих соблазнов? И вот он предпринимает далекие путешествия и целые годы проводит в шумных городах, – и в то же время вечно жалуется на то, что осужден воевать с потом и пылью, и не перестает тосковать по Воклюзу.II
Два существа жили в сердце Петрарки, всю жизнь оспаривая друг у друга власть. Одно есть глубоко коренившаяся в его эгоистической натуре любовь к жизни, жажда всех земных утех, и, как неизбежный спутник этой жажды, – вечный страх потерь и страданий. Этот Петрарка дрожит при мысли о смерти и страстно жаждет бессмертия своего имени; все, чем искушает нас жизнь, – слава, почести, богатство, знатность, женская любовь – неудержимо манит его, и он мечется всю жизнь, осаждаемый тысячью желаний, тысячью забот и тревог. Другой Петрарка сурово осуждает первого за греховность и суетность его жизни, призывает его подумать о спасении души, требует, чтобы он возненавидел жизнь, возлюбил смерть и отказался от всех земных желаний. Этот спор двух душ составляет содержание «Исповеди» Петрарки.
Только в добродетели счастье, говорит второй голос, только грех удаляет от счастья. Чтобы достигнуть истинного блаженства, надо всецело сосредоточиться на пламенном желании усовершенствования, и для этого необходимо отказаться от всех других желаний, умертвить свои страсти, подчинить свои чувства разуму. Это – первая и труднейшая ступень к спасению. К ней ведет один испытанный путь – непрестанная мысль о смерти. Ты должен думать о смерти как можно чаще, ты должен стараться представить себе ее во всех реальных подробностях, должен вызывать в своей памяти яркую картину агонии – судороги членов, гаснущий взор, смертельную бледность, заостренный нос, хрип и стоны. Ты должен думать о смерти так часто и упорно, чтобы мысль о ней мгновенно повергала тебя в трепет и вызывала холодный пот на твоем челе, чтобы тебе казалось, что агония уже владеет тобою и что твой дух должен тотчас покинуть тело и предстать перед неподкупным Судьей с отчетом за всю предшествующую жизнь, за все слова и поступки, причем ему не помогут ни телесная красота, ни мирская слава, ни красноречие, ни богатство, ни могущество; и чтобы мгновенно пронзала тебя мысль об ужасах ада, о стонах и зубовном скрежете, о потоках серы, о мраке, о карающих фуриях, и – что превосходит все эти муки – об их беспредельной длительности, о вечности Божьего гнева. И если все эти представления будут возникать в твоем уме не вызванные волей, а естественно, и не как возможность, а как необходимость, которая неизбежно должна наступить и почти уже наступила, и если среди этих терзаний не овладеет тобою отчаяние, но сохранишь и жажду исцеления, и надежду на милосердие Божие, и останешься тверд и спокоен, – только тогда откроются пред тобою врата спасения.