Читаем Избранное. Тройственный образ совершенства полностью

Кто хочет понять человека и себя самого, должен бросить лот в самую глубокую идею, какую создал человеческий ум, – в идею Бога. Она поразительна в целом, как предвосхищение после дней, единой мирообъемлющей истины, еще и теперь смутно брезжущей пред нами; трудно понять, какой опыт открывал полудиким людям тайну вещей, казалось бы, вовсе недоступных чувственному познанию. Но еще несравненно загадочнее самой идеи – те образные представления о божестве, в которых она воплощалась. Откуда почерпнул еврейский народ свое подробное и точное знание о творце и владыке вселенной, изложенное в Библии? Бог обрисован здесь чертами столь смелыми и вместе простыми, что по сравнению с ним любой образ, созданный воображением даже гениального художника, кажется искусственным и скудным. Биография еврейского Бога – несомненно самая полная, самая ясная и точная биография всякого Бога; я хочу рассказать, как в образе ветхозаветного Иагве{135} жил, страдал и совершал свое мировое дело всеобщий Бог человечества.

II

Что с первого взгляда поражает в ветхозаветном Боге, это противоречивость его существа и явления. Он реальнее всего сущего, ибо он источник и причина всякого бытия и всякого действия, совершающегося в мире. Он живет и действует как личность. Но, в отличие от всех других существ, он совершенно недоступен восприятию внешних чувств; он абсолютно реален и, однако, абсолютно умопостигаем. Его нельзя видеть; кто пытается увидеть его, того он поражает смертью (Исх. XIX 21, 24; XXX 20){136}. Моисей только слышит его голос из тернового куста (Исх. III 4, 5). Он окутан мглою; книга Исхода рассказывает: «Народ стоял вдали, а Моисей вступил во мрак, где Бог» (Исх. XX 21), и Соломон, молясь при освящении Храма, говорит: «Господь сказал, что Он благоволит обитать во мгле» (3 Цар. VIII 12–11; Паралип. VI 1). Иов знает:

«Вот Он пройдет предо мною, и не увижу Его; пронесется, и не замечу Его» (Иов IX 11). Моисей завещает народу: «Твердо держите в душах ваших, что вы не видели никакого образа в тот день, когда говорил к вам Господь на Хориве из среды огня» (Второз. IV 15). Поэтому всякое подобие его, которое попытался бы создать человек, будет ложью: «Не сотвори себе кумира»{137}. У него нет даже имени – его можно называть только описательными именами, как Владыка или Сущий{138}. Он подлинно есть и, однако, не занимает никакого места в пространстве; он ярко и определенно индивидуален, но у него нет фигуры и лица. Итак, кто же он?

Перейти на страницу:

Все книги серии Российские Пропилеи

Санскрит во льдах, или возвращение из Офира
Санскрит во льдах, или возвращение из Офира

В качестве литературного жанра утопия существует едва ли не столько же, сколько сама история. Поэтому, оставаясь специфическим жанром художественного творчества, она вместе с тем выражает устойчивые представления сознания.В книге литературная утопия рассматривается как явление отечественной беллетристики. Художественная топология позволяет проникнуть в те слои представления человека о мире, которые непроницаемы для иных аналитических средств. Основной предмет анализа — изображение русской литературой несуществующего места, уто — поса, проблема бытия рассматривается словно «с изнанки». Автор исследует некоторые черты национального воображения, сопоставляя их с аналогичными чертами западноевропейских и восточных (например, арабских, китайских) утопий.

Валерий Ильич Мильдон

Культурология / Литературоведение / Образование и наука
«Крушение кумиров», или Одоление соблазнов
«Крушение кумиров», или Одоление соблазнов

В книге В. К. Кантора, писателя, философа, историка русской мысли, профессора НИУ — ВШЭ, исследуются проблемы, поднимавшиеся в русской мысли в середине XIX века, когда в сущности шло опробование и анализ собственного культурного материала (история и литература), который и послужил фундаментом русского философствования. Рассмотренная в деятельности своих лучших представителей на протяжении почти столетия (1860–1930–е годы), русская философия изображена в работе как явление высшего порядка, относящаяся к вершинным достижениям человеческого духа.Автор показывает, как даже в изгнании русские мыслители сохранили свое интеллектуальное и человеческое достоинство в противостоянии всем видам принуждения, сберегли смысл своих интеллектуальных открытий.Книга Владимира Кантора является едва ли не первой попыткой отрефлектировать, как происходило становление философского самосознания в России.

Владимир Карлович Кантор

Культурология / Философия / Образование и наука

Похожие книги

Искусство войны и кодекс самурая
Искусство войны и кодекс самурая

Эту книгу по праву можно назвать энциклопедией восточной военной философии. Вошедшие в нее тексты четко и ясно регламентируют жизнь человека, вставшего на путь воина. Как жить и умирать? Как вести себя, чтобы сохранять честь и достоинство в любой ситуации? Как побеждать? Ответы на все эти вопросы, сокрыты в книге.Древний китайский трактат «Искусство войны», написанный более двух тысяч лет назад великим военачальником Сунь-цзы, представляет собой первую в мире книгу по военной философии, руководство по стратегии поведения в конфликтах любого уровня — от военных действий до политических дебатов и психологического соперничества.Произведения представленные в данном сборнике, представляют собой руководства для воина, самурая, человека ступившего на тропу войны, но желающего оставаться честным с собой и миром.

Сунь-цзы , У-цзы , Юдзан Дайдодзи , Юкио Мисима , Ямамото Цунэтомо

Философия