Читаем Избранное. Тройственный образ совершенства полностью

И все же ангелы, являющиеся людям, – не весь Бог, а только эманация его{145}. Целиком Бог не воплощается в зримом образе. Разгневанный сотворением золотого тельца, Бог говорит Моисею: веди народ твой в землю обетованную, и ангел мой пойдет пред тобою, – «Сам же Я пойду среди вас; вы народ жестоковыйный; если Я пойду среди вас, то в одну минуту истреблю вас» (Исх. XXXIII 2,3,5); еще раньше сказано: «Вот Я посылаю пред тобою Ангела; блюди себя пред лицом его… ибо имя мое в нем» (Исх. XXIII 20–21). Когда посланный Богом ангел, поражая Израиль язвою, дошел до Иерусалима и простер руку свою на город, чтобы опустошить его, – Господь пожалел и сказал Ангелу: «Довольно, теперь опусти руку твою» (2 Цар. XXIV 16). И Лоту ангелы говорят: Господь послал нас истребить сей город (Быт. XIX 13). Ангелы – не Бог, но ипостась и образ его.

IV

Представление о космической роли божества, как известно, – представление общечеловеческое. Оно явно сквозит уже в грубейших языческих верованиях, всякое же единобожие, в том числе и еврейское, всецело зиждется на нем. Бог, изначально сущий, создал мир, установил законы явлений и блюдет вселенское бытие; он совмещает в себе всемогущество физическое и всемогущество духовное; его волею совершается жизнь, в его разуме предначертаны судьбы и помимо его ничто не случается.

В этом идеальном облике единого Бога библейский Бог, однако, не теряет своей индивидуальной особенности. В качестве творца и водителя вселенной он так же не похож на других монотеистических богов, как в своем вещественном проявлении.

Бог позднейшего единобожия характеризуется абсолютной полнотою мощи и разумения. Он не только всесилен физически, но и все видит и слышит, все предусматривает, все знает, обо всем помнит; в нем полнота и равновесие всех возможных сил. Библейский Бог не таков: он – еще преимущественно стихия, не личность; в нем нет ни этой полноты, ни этой соразмерности; он необуздан и запальчив, его полновластие полно изъянов, и всеведение весьма ограниченно.

Подобно человеку, несдержанному в гневе, он сам боится своей вспыльчивости и принимает меры против ее непоправимых последствий: «Сам не пойду среди вас, чтобы не погубить Мне вас на пути, потому что вы народ жестоковыйный; если Я пойду среди вас, то в одну минуту истреблю вас». В порыве ярости послал потоп на землю, и потом раскаялся: «Не буду больше поражать всего живущего, как Я сделал», – и подобно человеку, ставит себе механический знак для памяти, чтобы не забыться в другой раз – радугу: «Когда Я наведу облако на землю, то явится радуга в облаке; и Я вспомню завет мой, который между мною и между вами и между всякой душою живою во всякой плоти; и не будет более вода потопом на истребление всякой плоти» (Быт. IX 13–15). И как часто ему приходится раскаиваться в своих поступках! А это значит, что, принимая решение, он не умел предвидеть его последствия. Не он ли создал человека и всякую плоть земную? Но создание оказалось несовершенным, пошло дурным путем. Как же он не предусмотрел заранее и в самом творчестве не предустановил совершенства? Но не предусмотрел и создал дурно – и вот «раскаялся Господь, что создал человека на земле, и восскорбел в сердце своем», и решает истребить всю тварь потопом (Быт. VI 6). Сам назначает Саула царем над Израилем, а потом убеждается, что выбор был неудачен, и говорит Самуилу: «Жалею, что поставил я Саула царем, ибо он отвратился от Меня и слова Моего не исполнил», и еще раз: «Господь раскаялся, что воцарил Саула над Израилем» (I Цар. XV 11, 35). Столько ошибок и огорчений! А причина их – Его стихийный, страстный характер. Он донельзя импульсивен, действует по первому впечатлению или по первому побуждению. «Призрел Бог на Авеля и на дар его, а на Каина и на дар его не призрел» (Быт. IV 4, 5) – почему? Мы напрасно ищем объяснения. «Ир, первенец Иудин, был неугоден пред очами Господа, и умертвил его Господь» (Быт. XXXVII 7), опять без вины, без всякой разумной причины. И Израиль он избирает в народ Себе тоже по необъяснимому влечению, нельзя понять – почему, как и говорит Моисей народу: «Тебя избрал Господь, Бог твой, чтобы ты был собственным Его народом из всех народов, которые на земле. Не потому, чтобы вы были многочисленнее всех народов, принял вас Господь и избрал вас, – ибо вы малочисленнее всех народов, – но потому, что любит вас Господь» (Второз. VII 6–8). И десятки раз он готов принять роковые решения, в которых потом горько раскаялся бы, не раз поднимает руку, чтобы поразить Израиля, – но, по счастью, мольба Моисея или кого-нибудь другого из Его любимцев вовремя образумливает Его.

Перейти на страницу:

Все книги серии Российские Пропилеи

Санскрит во льдах, или возвращение из Офира
Санскрит во льдах, или возвращение из Офира

В качестве литературного жанра утопия существует едва ли не столько же, сколько сама история. Поэтому, оставаясь специфическим жанром художественного творчества, она вместе с тем выражает устойчивые представления сознания.В книге литературная утопия рассматривается как явление отечественной беллетристики. Художественная топология позволяет проникнуть в те слои представления человека о мире, которые непроницаемы для иных аналитических средств. Основной предмет анализа — изображение русской литературой несуществующего места, уто — поса, проблема бытия рассматривается словно «с изнанки». Автор исследует некоторые черты национального воображения, сопоставляя их с аналогичными чертами западноевропейских и восточных (например, арабских, китайских) утопий.

Валерий Ильич Мильдон

Культурология / Литературоведение / Образование и наука
«Крушение кумиров», или Одоление соблазнов
«Крушение кумиров», или Одоление соблазнов

В книге В. К. Кантора, писателя, философа, историка русской мысли, профессора НИУ — ВШЭ, исследуются проблемы, поднимавшиеся в русской мысли в середине XIX века, когда в сущности шло опробование и анализ собственного культурного материала (история и литература), который и послужил фундаментом русского философствования. Рассмотренная в деятельности своих лучших представителей на протяжении почти столетия (1860–1930–е годы), русская философия изображена в работе как явление высшего порядка, относящаяся к вершинным достижениям человеческого духа.Автор показывает, как даже в изгнании русские мыслители сохранили свое интеллектуальное и человеческое достоинство в противостоянии всем видам принуждения, сберегли смысл своих интеллектуальных открытий.Книга Владимира Кантора является едва ли не первой попыткой отрефлектировать, как происходило становление философского самосознания в России.

Владимир Карлович Кантор

Культурология / Философия / Образование и наука

Похожие книги

Искусство войны и кодекс самурая
Искусство войны и кодекс самурая

Эту книгу по праву можно назвать энциклопедией восточной военной философии. Вошедшие в нее тексты четко и ясно регламентируют жизнь человека, вставшего на путь воина. Как жить и умирать? Как вести себя, чтобы сохранять честь и достоинство в любой ситуации? Как побеждать? Ответы на все эти вопросы, сокрыты в книге.Древний китайский трактат «Искусство войны», написанный более двух тысяч лет назад великим военачальником Сунь-цзы, представляет собой первую в мире книгу по военной философии, руководство по стратегии поведения в конфликтах любого уровня — от военных действий до политических дебатов и психологического соперничества.Произведения представленные в данном сборнике, представляют собой руководства для воина, самурая, человека ступившего на тропу войны, но желающего оставаться честным с собой и миром.

Сунь-цзы , У-цзы , Юдзан Дайдодзи , Юкио Мисима , Ямамото Цунэтомо

Философия