Читаем Избранное. Тройственный образ совершенства полностью

Сперва учил любовно, наглядным способом: вся история исхода – ряд наглядных уроков. От Моисея у Него нет тайны, и он открывает Моисею свой план: я ожесточу сердце Фараона, так что он не согласится отпустить вас, и затем явлю над ним великие знамения, которые сломят его упорство, – а сделаю я так для того, чтобы Израиль, видя эти чудеса, уверовал в Меня, «чтобы ты рассказывал сыну твоему и сыну сына твоего о том, что Я сделал в Египте, и о знамениях Моих, которые я показал в нем, и чтобы вы их знали, что Я – Господь» (Исх. X 1–2); и вторично, и в третий и в четвертый раз ожесточает сердце Фараона – все с тою же целью, говоря Моисею: «Не послушал вас Фараон, чтобы умножились знамения Мои и чудеса Мои в земле Египетской» (Исх. XI 9). Так Он педагогически «являл славу свою на Фараоне» (XIV 4, 17–18), и на первую минуту его расчет оправдался: «И увидели Израильтяне руку великую, которую явил Господь над Египтянами, и убоялся народ Господа и поверил Господу и Моисею, рабу Его» (XIV 31). Потом сорок лет ведет евреев по пустыне, непрерывно наставляя чудесами, и время от времени искушает – верят ли: дает им манну с условием запасать ее только на день, «чтобы Мне испытать его, будет ли он поступать по закону Моему, или нет» (Исх. XVI 4), как позже оставляет в Ханаане небольшое число язычников, «чтобы искушать ими Израиля: станут ли они держаться пути Господня и ходить по нему» (Суд. II 21–22, III 4). По тому же педагогическому плану вступление Израиля в обетованную землю должно сопровождаться чудесами, о чем Бог предупреждает своего доверенного, Моисея: «Вот, Я заключаю завет: пред всем народом твоим соделаю чудеса, каких не было по всей земле и ни у каких народов; и увидит весь народ, среди которого ты находишься, дело Господа», – именно Он даст Израилю победу над семью народами, из которых каждый многочисленнее и сильнее его (Исх. XXXIV 10–11, Второз. VII 1). Потом, уже при Иисусе Навине, Он продолжает творить чудеса над Израилем – переводит его посуху чрез Иордан и пр., все для того, «чтобы вы боялись Господа Бога вашего во все дни» (Иис. Нав. IV 24). И наконец, глубоко продуманный миф об исходе заключается общим выводом: «Спроси у времен прежних, бывших прежде тебя, с того дня, в который сотворил Бог человека на земле, и от края до края неба: бывало ли что-нибудь такое, как сие великое дело, или слыхано ли подобное сему?» – знай же, что все это Бог сделал для того, «чтобы научить тебя», «чтобы ты знал, что только Господь есть Бог, и нет еще кроме Его» (Второз. IV 32–36), «помни же весь путь, которым вел тебя Господь Бог твой по пустыне, вот уже сорок лет, чтобы смирить тебя, чтобы испытать тебя и узнать, что в сердце твоем, будешь ли хранить заповеди Его или нет. Он смирял тебя, томил тебя голодом и питал тебя манною, которой не знал ты и не знали отцы твои, дабы показать тебе, что не одним хлебом живет человек, но всяким словом, исходящим из уст Господа, живет человек. И знай в сердце твоем, что Господь Бог твой учит тебя, как человек учит сына своего. Итак, храни заповеди Господа Бога твоего, ходя путями Его и боясь Его» (Второз. VIII 2–6).

Так Бог с самого начала всей своей силою и всем помыслом влагается в учебное дело. Но и весь дальнейший рассказ Ветхого Завета продолжает тот же педагогический миф о воспитании Богом Израиля, где все превратности народной судьбы представлены как ряд уроков, наград и наказаний, которыми Бог-учитель ведет ученика; и пророки неизменно стараются внедрить в умы своих слушателей именно такое понимание истории.

В этом грандиозно-последовательном повествовании ярко очерчены два лица, чертами не стираемыми и красками не тускнеющими в веках, – два страдальца, изнемогающих в роковой борьбе: огненно-страстный, необузданно гневный, нетерпеливый великан-учитель, обреченный во что бы то ни стало научить ученика сложному и трудному искусству, и крошечный ученик, упрямый и лукавый, равно обреченный научиться тому искусству, но ненавидящий и его, и учителя, и самую выучку. Этим учеником в Ветхом Завете представлен Израиль; и если Второисаия в гениальном прозрении постиг судьбу своего народа как всемирно-историческую миссию, то эта мысль (как и все мышление пророков) была лишь последовательным выводом из той философии истории, которая сложилась в еврействе задолго до него: Израиль – ученик Бога, но в школе много учеников; Бог избрал между ними Израиля, чтобы, научая его, учить его примером всех остальных, так что кары, которыми Бог учит Израиля, суть искупительные кары за все человечество, и некогда народы поймут это и скажут об Израиле: «Он взял на себя наши немощи и понес наши болезни, а мы думали, что он был поражаем, наказуем и уничижен Богом… Все мы блуждали, как овцы, совратились каждый на свою дорогу, – и Господь возложил на него грехи всех нас» (Исайя LIII 4–6).

XVI

Перейти на страницу:

Все книги серии Российские Пропилеи

Санскрит во льдах, или возвращение из Офира
Санскрит во льдах, или возвращение из Офира

В качестве литературного жанра утопия существует едва ли не столько же, сколько сама история. Поэтому, оставаясь специфическим жанром художественного творчества, она вместе с тем выражает устойчивые представления сознания.В книге литературная утопия рассматривается как явление отечественной беллетристики. Художественная топология позволяет проникнуть в те слои представления человека о мире, которые непроницаемы для иных аналитических средств. Основной предмет анализа — изображение русской литературой несуществующего места, уто — поса, проблема бытия рассматривается словно «с изнанки». Автор исследует некоторые черты национального воображения, сопоставляя их с аналогичными чертами западноевропейских и восточных (например, арабских, китайских) утопий.

Валерий Ильич Мильдон

Культурология / Литературоведение / Образование и наука
«Крушение кумиров», или Одоление соблазнов
«Крушение кумиров», или Одоление соблазнов

В книге В. К. Кантора, писателя, философа, историка русской мысли, профессора НИУ — ВШЭ, исследуются проблемы, поднимавшиеся в русской мысли в середине XIX века, когда в сущности шло опробование и анализ собственного культурного материала (история и литература), который и послужил фундаментом русского философствования. Рассмотренная в деятельности своих лучших представителей на протяжении почти столетия (1860–1930–е годы), русская философия изображена в работе как явление высшего порядка, относящаяся к вершинным достижениям человеческого духа.Автор показывает, как даже в изгнании русские мыслители сохранили свое интеллектуальное и человеческое достоинство в противостоянии всем видам принуждения, сберегли смысл своих интеллектуальных открытий.Книга Владимира Кантора является едва ли не первой попыткой отрефлектировать, как происходило становление философского самосознания в России.

Владимир Карлович Кантор

Культурология / Философия / Образование и наука

Похожие книги

Искусство войны и кодекс самурая
Искусство войны и кодекс самурая

Эту книгу по праву можно назвать энциклопедией восточной военной философии. Вошедшие в нее тексты четко и ясно регламентируют жизнь человека, вставшего на путь воина. Как жить и умирать? Как вести себя, чтобы сохранять честь и достоинство в любой ситуации? Как побеждать? Ответы на все эти вопросы, сокрыты в книге.Древний китайский трактат «Искусство войны», написанный более двух тысяч лет назад великим военачальником Сунь-цзы, представляет собой первую в мире книгу по военной философии, руководство по стратегии поведения в конфликтах любого уровня — от военных действий до политических дебатов и психологического соперничества.Произведения представленные в данном сборнике, представляют собой руководства для воина, самурая, человека ступившего на тропу войны, но желающего оставаться честным с собой и миром.

Сунь-цзы , У-цзы , Юдзан Дайдодзи , Юкио Мисима , Ямамото Цунэтомо

Философия