Избранное. В 2 т. Т. 2

Трое мужчин много лет подряд часами просиживали каждый день на бирже труда, где не было работы даже для самих служащих биржи, наконец они решили уйти из города куда глаза глядят. У них не было ничего, кроме семидесяти пфеннигов и мрачного юмора равнодушных к жизни людей, с которыми ничего больше не может случиться, потому что и так уже случилось слишком много. Они отказались от поисков того, чего больше нет в Германии, — они обходят города стороной, потому что тысячи людей возле каждой фабричной трубы напрасно ожидают работы. Им сказочно повезло — они могут эмигрировать в Аргентину, страну их надежд на работу. Вскоре после их приезда из-за массовой безработицы в стране вспыхивает революция. Трое вновь прибывших принимают в ней активное участие. Их высылают. Иссохшие, как скелеты, лишенные последней надежды, они после двухлетней одиссеи возвращаются пешком в родной город, ибо только там могут получать пособие по безработице.

Михаэль проработал над этим романом полтора года. Когда он вышел — осенью 1932 года — в Германии было семь миллионов безработных и еще семь миллионов были заняты три дня в неделю. Свыше половины населения, считая женщин и детей, жили в безысходной нужде.

Это подготовило почву для появления «болотного черта» — Гитлера.

Роман «Из трех миллионов трое», несмотря на положительные отзывы в критических статьях, не привлек к себе большого внимания. Мало у кого были тогда деньги на книги. Одну из критических статей Михаэль с удивлением перечитал еще раз — Эмиль Фактор заключил свою в общем благожелательную рецензию следующими словами: «Слабость романа состоит в том, что автор не знает средств против экономического кризиса и безработицы». Михаэль нашел, что критик слишком многого от него требует. (Гитлер знал средство против безработицы — гонку вооружений для Второй мировой войны, стоившей жизни двадцати шести миллионам и опустошившей Европу.)

Хотя нацисты на последних выборах в рейхстаг в ноябре 1932 года потеряли часть мандатов и вообще получили только треть из шестисот восьми мест, Гинденбург, чтобы воспрепятствовать разделу поместий восточно-прусских юнкеров, 30 января 1933 года назначил Гитлера рейхсканцлером.

Двадцать седьмого февраля торжественно присягнувшее правительство народа Гете и Бетховена приказало поджечь рейхстаг, дабы уже в ночь пожара на законном основании арестовать тысячи коммунистов.

В эту ночь Михаэль сидел в кабачке «Мампе» на Курфюрстендамм. Вдруг ворвался газетчик. Огромный заголовок кричал: «Коммунисты подожгли рейхстаг».

Все, конечно, поняли, кто поджег рейхстаг. Друг Михаэля, видный романист и великий мастер немецкого языка, Иозеф Рот пророчески заметил:

— Если они рассчитывают вести гангстерскими методами мировую политику, они уже сейчас обречены на провал и кончат, как все гангстеры.

Он тут же ушел домой, уложил чемоданы и выехал в Париж.

Подобно другим противникам нацизма, Михаэль надеялся, что баварское правительство выступит против нацистского режима. Он решил переехать в Мюнхен.

Перед отправлением ночного курьерского поезда он расхаживал по перрону и всякий раз проходил мимо какого-то толстого мужчины, на которого, впрочем, не обращал никакого внимания. Толстяк курил сигару и через окно вагона первого класса беседовал с двумя пожилыми дамами. Рядом с ним стоял какой-то обтрепанный кривоногий субъект в измятой зеленой шапчонке из велюра, надетой набекрень. Его худое лицо, с горбатым носом и кривым ртом, казалось твердым, как дуб.

Михаэль хотел закурить сигарету. Когда он шагах в двух от курившего толстяка еще раз сунул руку в карман, тщетно пытаясь отыскать спички, кривоногий с молниеносной быстротой выхватил из заднего кармана револьвер. Из-под опущенных век блеснул взгляд убийцы, и тут только, в какую-то долю секунды, Михаэль сообразил, что толстяк с сигарой это сам Герман Геринг. Отступать было невозможно, промешкать, оставив руку в подозрительном кармане, — тоже: телохранитель Геринга немедленно выстрелил бы. Пришлось проявить максимальное спокойствие и довести начатое до конца. Геринг дал ему прикурить. Револьвер немедленно исчез из руки телохранителя.

Михаэль поднялся в вагон, ясно сознавая, что одна только секунда отделяла его от смерти. Уже из окна вагона он видел, как три подтянутых эсэсовских офицера в черных мундирах гуськом подошли к Герингу и сдвинули каблуки. Прозвучали рапорты, опять щелкнули каблуки и застучали в обратном направлении. Геринг каждый раз небрежно подносил руку с сигарой к козырьку фуражки. Этому он уже выучился.

В Мюнхене Михаэль встретил Макса Палленберга, с которым за последние годы виделся каждый день. Так как Палленберг жил в санатории, где проходил всестороннее исследование, Михаэль тоже поселился в этом санатории. После исследования, занявшего несколько дней, Палленберг сказал с улыбкой, на которую способен лишь творческий ум: «Все органы у меня здоровы, болен только я сам».